Венок антисонетов

Владимир Кардаил
По морю беспредельному стихов
плывёт корабль влюблённых чудаков.
Их вахтенный – ну, полный обормот! –
сложил сонеты задом наперёд...


1. Женщина на корабле.
2. Эпикантус.
3. Фига с неба.
4. Диалектика.
5. Сценка из “Фауста”.
6. Покаяние.
7. “Сколько тепла – стороной, стороной...”
8. “Красавицы столетья на излёте...”
9. Пассионарий.
10. Долго запрягая.
11. В общем вагоне поезда “Ленинград - Москва”.
12. Отрицание отрицания.
13. “На праздник моей печали...”
14. Соавтору.
15. “Я верю в разум, свято верю в разум...”


1. Женщина на корабле

В моей душе – тотальная тревога,
друзей, врачей, пожарных кутерьма.
Вон там в углу, где полыхает тьма!

Она! Та ледяная недотрога!
Мне недотрога, да кому ж “дотрога”?
Пришла! Капризы вздорного ума!

От скуки ли, от дури, невезенья,
муж бывший поцелуев недодал?
Любимая, да обрати колени!
Разуй глаза, я ждал года, года!

Не уходи! Где ты сейчас? О, с кем ты?
Срываю времени стоп-кран, оря...
В зияющей дыре календаря
горит венок моих антисонетов.


2. Эпикантус

Уйми разбой твоих раскосых глаз, –
я сам по предку дикому монгол,
в набегах подлых голоден и зол
я Русь когда-то славно перетряс!

Взвалил на шею новую вину
со Стенькой Разиным на батюшке Дону.

Я бился в каждом огненном кольце
и пьяным шёл в отчаянный прорыв,
меня берут убийцы на прицел, –
мятеж всегда был у меня в крови.

Сладка свобода, – есть ли выше цель?
Мне – петь любовь? Не стану, не зови!
Мне – добровольно в кабалу любви?
О, что за тайна на твоём лице!


3. Фига с неба

Многие лета башку я ломаю
над парадоксом масштаба вселенной:
хомо мы сапиенс, – а выбираем
путь наибольшего сопротивленья.

Сколько дорог мы уже отмахали
по бурелому, болотам и скалам!

Что нам от всяческих безобразий,
зависти, пьянства и глупости дошлой, –
может быть, так закаляется разум,
истину добывая по крошке?

Вот и в любви – этом празднике тел, –
сколько в ней боли и потрясений...
Господи, сделай хоть здесь исключенье!
– На-кася, выкусь! Чего захотел!


4. Диалектика

Как ни крутила мной лиха судьба,
я иногда бывал ей благодарен
за то, что нас с нуждою водит в паре, –
не зря в роду донская голытьба.

Мне школа эта так же дорога,
как классовая ненависть врага.

Э-гей, клубки блатных голубокровий,
кати, бесстыжим золотом звеня!
Невесты из зажравшихся сословий,
слабо вам было замуж за меня?

Ух, вам бы в баню - мне бы в баню, –
где бьёт контрастный душ идей,
где отрицают отрицанье
и нет ни плесени, ни вшей!


5. Сценка из “Фауста”

(Оптимист:)

– За 20 лет, за 20 с лишним лет
перекроилась начисто Россия,
стал ныне каждый сыт, обут, одет,
растёт доход...

(Мефистофель:)

 – Работаем вполсилы...


(Оптимист:)

– Растут дома...

(Мефистофель:)

 – Леса идут на нет...

А люди, – глянь-ка, не рехнулся свет?

(поёт)

Я их не больно искушал,
но им теперь подайте кущи,
зачем им дух и хлеб насущный,
раз души гибнут за металл!

(Оптимист:)

– Но наши сказки-то добры,
в них зло осмеяно навечно, –
такие правила игры!..

(Мефистофель:)

– Путь в ад добром не зря отмечен...


6. Покаяние

Дорогу в Храм мы так и не сыскали, –
пиши “добро” - получится “навар”, –
учёным поотгрохав пьедесталы,
имеем от наук один базар.

И не до книг – наискосок
да мимо Храма, через лужи,
да мимо Бани, грязь утюжа, –
не заскочить – избави Бог...

Чтоб вам не оторвало ног,
не лезьте к человеку в душу!

А доброта – о, доброта! –
она не ждёт ни слов, ни лавров, –
её дают по кругу даром,
как хлеб друг другу, просто так.


7.

Сколько тепла – стороной, стороной!
Как моё тело устало одно...

Знак одиночества – это кольцо,
им на весь век заморочено тело, –
белой вороной, овцой-молодцом –
с этим уже ничего не поделать.

Всяко бывало – бивали нас влёт…
Злая подкорка – поэтова нежить.
Были года – отпускали на фронт!
Некогда, не с кем делить свою нежность.

Лязгнул замок:
 – Подымайся, босота!
– Вынос параши? Чей там черёд?
- Нет, из болота – страну-бегемота.
Ты, неприкаянный, вперёд!


8.

Красавицы столетья на излёте,
я был бы самый верный ваш слуга,
когда б не вздор, не взоры свысока, –

как встарь, у вас поэты не в почёте…
Вы то, чем жизнь прекрасна и горька,
не сердцем, а рассудком познаёте!

И разве дело в личике, походке?
От бугорков девических грудей
до абриса двойного подбородка
близка у вас дистанция, ей-ей!

Бог с вами! Умножайте втрое
ваш палисадник вычурных грехов.
Придёт пора – стране рожать героев,
а вам, простите, всяких чудаков.


9. Пассионарий

Мы штурмовали крепость в поднебесье, –
нам край счастливый мнился впереди.
С вершины враг из грозовой завесы
метал на нас свинцовые дожди.

Кто был храбрей, умён и добр, и беден,
влёк остальных неистово к победе.

С тех пор мы побеждали, отступали,
плутали, вышли к новым рубежам.
Где ж молодцы? Мы многих потеряли
в боях, походах, драках, мятежах.

Ну, братушки, в последнюю атаку!
Мечусь, ору, ботинком бью в зады, –
в обозах растолстевшие вояки
лениво строят редкие ряды...


10. Долго запрягая

Благоразумных не сочтя советов,
до рвоты одиночества отведав,
осатанев от липкой суеты,
 
я с нищетой по-прежнему на “ты”,
на тьму вопросов не нашёл ответов
и проклял притяженье красоты.

И понял я, немтырь остервенелый,
удел мой – жечь костры, гоняя тьму,
чтобы печаль моя до неба отгорела
и стало легче сердцу моему.

“Ах ты, – мне скажут, – меланхолик гадкий!..”
Что наша жизнь? Смешна, грешна, горька...
Па-астаранись! Уже иду вприсядку
вот здесь, на самом краешке стиха!


11. В общем вагоне поезда “Ленинград - Москва”

Под рваный перестук колёс
пласталась ночь над миром;
в проходе, изгибаясь в рост,
плясали пассажиры,

младенец, жалуясь, кричал,
по книге тусклый луч шагал,

а в перекрестьях ветра
в окне надтреснутом луна,
хрипя, неслась по центру.

Беда у нас на всех одна, –
вся в этой жизни краткой,
что всякий миг устремлена,
как ненасытная жена,
к неистовой разгадке...


12. Отрицание отрицания

О тех, кто был первым в крутом вираже
и скорость не сбавил, не помнят уже.

Красивую сказку о счастье для всех
христосики отсочиняли, –
чтоб в меру несчастлив зажил человек,
им головы поотрывали...

Бегу от мазни недоделанных чувств
и от толкователей рая, –
я не волшебник, я только учусь
прокладывать путь негодяям!

Не будь в мире зла, он бы скоро зачах.
Мы старые свалим беды,
чтоб новое зло на своих плечах
на ярость явить свету!


13.

На праздник моей печали
я вас позову едва ли...

В скандальных обвалах дней
башка полыхает пожарищем, –
любовь и война во мне –
два неразлучных товарища.

Художник, голодным ходи,
твой инструмент – ранимость.
Пощады от жизни не жди,
а от любимых – взаимности.

В битве сгодится твой стих
его понесут, трубя...
А за тех, кто любил тебя,
ты сам себя не простишь.


14. Соавтору

Прощай! В последний раз не оглянись,
тебя так ждут на праздниках дорог,
от всяких бед избави тебя Бог,

будь счастлива, – в том нет твоей вины,
что в столько лет – уж это крайний срок –
я навсегда останусь одинок.

Мне не дожить до старости убогой
но до конца, до точки пронесу
твоих очей темнейшие уроки
и рук, и плеч, и ног твоих красу.

Прости, что пред тобою так робел,
прости, что слишком многого хотел, –
меня зовёт уже моя тревога, –
прости за всё, что я тебе не спел...


15.

Я верю в разум, свято верю в разум.
Рассудок – он и с рабством накротке.
Прагматику вход к истине заказан,
но ходит с властью он рука к руке.

Он носится с идеей осредненья,
себе, конечно, сделав исключенье.
Он между делом бодро сообщает,
что после нас гореть Земле в аду...

А я – своею властью – обещаю
что отменю на веки вечные вражду!

Нас ждёт великое смешение культур,
великое содружество народов...
Ах, как же нам придётся поработать, –
поди попробуй, перехватит дух!

 Москва 1984 - 2004