И предстали они перед матерью Нинсун.
Своей матери так Гильгамеш возвещает:
«Вот - мой сильный товарищ и друга спаситель.
Он - в стране нашей самый могучий рукою.
Словно камни с небес, так крепки его руки.
Братом названным пусть будет мне он и другом!»
Отворила уста свои мать Гильгамеша,
И вещает она своему господину, -
Буйволица Нинсун так промолвила сыну:
«Сын мой, слышу я стон в огражденном Уруке,
Что ты буйствуешь плотью, как днем, так и ночью;
Что ты сына в семье для отца не оставишь.
Город носит в корзинах кирпич неустанно
И не знает где силы взять на пропитанье.
Не твоя будто паства - Урук огражденный,
Будто ты и не пастырь сынам из Урука.
Царь могучий, и славный, и все постигавший,
Ты в семье не оставишь для матери дочку
Непорочною девою суженной мужу.
Горестно о тебе эти речи нам слушать»
Гильгамеш своей матери молвил на это, -
Отворил он с улыбкой уста и ответил:
«Вот таким же упреком и друг меня встретил!
В покой брачный ко мне он пришел этой ночью,
Затворил двери и вразумил своей мощью,
Непомерное буйство мое осуждая.
У Энкиду нет матери, - один блуждая,
Не стриг волосы он и не ведал как мыться.
Был он степью рожден, - с ним никто не сравнится!»
Речи выслушал эти безмолвно Энкиду,
Отвернулся от них, опечаленный видом;
Со слезами в очах сел, от мысли страдая,
Что без дела сидит - сила в нем пропадает.
Но обнял его друг, и они, как родные,
Взялись за руки крепче, чем братья иные.
И спросил Гильгамеш, наклонившись к Энкиду:
«Отчего, друг мой, ты опечалился видом?
Твои горькие слезы нам сердце смущают».
Отворил тут Энкиду уста и вещает:
«Это - воплем немым, друг мой, горло стеснило,
Оттого что не знаю - зачем моя сила?»