1.
Еще идут на убыль ночи,
а в высоте звенит июль,
я знаю: этот мир непрочен
и беззащитен он от пуль,
я приказать себе не в силах
произнести слова: уймись
и разойдись, прощаясь с милой
порой любви, летящей ввысь,
пока мои слова не стынут
в объятьях северной зари,
я наберу семь цифр в пустыне
и ты со мной поговори,
твое лицо всегда в зените,
но затаилась рядом боль,
не говори мне: «извините»,
я не старею, нет – изволь,
неважно, что душой болею,
не защищай меня от пуль,
где с каждым годом всё светлее
любовью меченый июль.
2.
Да кто мне она – девчонка,
гадавшая вслух на ладони,
ночами и днем золочёным
умчали куда её – кони?..
Какие такие законы
открылись глазам её синим?..
мы были едва лишь знакомы,
но дней у судьбы не просили,
и к чёрту пустые пробелы
меж словом и странной догадкой,
что кто-то рисует на белом
соленые капли украдкой,
не снег и не дождь на рассвете,
а голос любимого друга,
проникший сквозь годы и ветки
в сиреневый дым Петербурга,
пусть скачут красивые кони
над сонной водою канала,
её поцелуй на ладони –
не всё, что она нагадала...
3.
Оттого, что хотел бы согреться
в этой жизни – в театре без грима,
не пишу на холодное сердце
ни стихов, ни посланий любимой,
на подмостках февраль уходящий,
роли сыграны – занавес белый,
прикасаюсь ладонью горячей –
с моей памятью что-нибудь сделай,
приоткрой покрывало метели,
обозначь перспективу из линий,
мы чужого с тобой не хотели,
а свое, раздавая, забыли,
все доспехи остались в гримёрной
и веселость теперь неуместна,
оттого, что поставленный номер
не годится для роли известной,
оттого, что уже не согреться
белой памятью вместе с любимой,
я пишу на холодное сердце
пару строчек о жизни без грима.
4.
Снег над стоянкой машин,
след на рассвете под липами,
следствие бед без причин –
счастье суровое хлипкое,
осени звонкую медь,
зимнего плена проклятия
я не устану хотеть
клёнов могучими лапами,
всё же когда-то уйду
с поля просторного памяти,
чтобы поймать на лету,
что прошептали губами мне,
может ли ветер шептать,
что предстоит одиночеству –
поля спокойного гладь
или метелей захочется?
так и не знаю пока:
где эта липа-красавица,
только её лишь рука
с пленом спокойствия справится.
5.
От покоев моих до рассвета
лишь ступень или вверх, или вниз
в направлении солнца и ветра,
где болтается тополя лист,
от весны и черёмухи белой
до паденья на снег и на лед,
чтобы руки мои ты согрела,
совершается мой перелет,
доверяясь цветам и деревьям,
я смотрю на заснеженный путь,
Боже мой, в белом омуте веры
мне сподручней шептать «не забудь»,
чтоб дожить, как всегда, до рассвета,
и ступени считать и считать
в направлении солнца и ветра,
где доступной становится пядь
ожиданий, падений и взлётов
с неизбежностью вверх или вниз,
и прощаясь, простить твои слезы,
где последний срывается лист.
6.
Я, возможно, тебя не узнаю,
если встретиться нам доведется,
только выдашь себя ты глазами,
обозначив свое превосходство,
расстояния больше не смогут
удержать твое время в оковах,
ты хотела от встреч наших много,
но достаточно теплого слова,
чтобы смог я когда-то вернуться
от далекого берега странствий
со словами – любимая муза,
замыкая собою пространство,
не придуманный ветер со снегом,
тишина приземленная улиц –
может, всё показалось во сне нам
если мы никуда не вернулись,
снизойдет ли до нас укоризна
и уже ничего не случится,
если окна домов до карниза,
как знакомые старые лица?
если время еще не критерий,
чтоб не звать этот мир синевою,
нам его никогда не измерить –
так зачем расставаться с тобою?
7.
В туманной млечности
сказаний-пересказов
ловлю простую истину:
ты тоже в лапах вечности
поймешь себя не сразу,
перебиваясь мыслями,
ты будешь путать
тело с духом, побираясь,
с рукой протянутой к нему,
я ждать тебя не буду
до самой старости,
в какой тебя пойму,
зачем же ты колдуешь,
когда идешь ко мне,
простоволосая, босая,
моя святая дурость –
мечтать, гореть в огне,
в него себя бросая,
когда-нибудь и ты
сама себя поймаешь,
на грешной ворожбе,
и станешь тоже у черты –
простоволосая, босая,
с росою на губе.
8.
Августа мягкая ночь,
ночь перемен в новолуние,
может ли чем-то помочь
страннику женщина юная?
пряди волос золотых
искрами в ветках калины,
сколько их, мне дорогих,
светится в лунной долине,
так и зовут до конца,
прячутся в листьях зеленых,
не рассмотреть их лица,
не погрузиться в их лоно,
милая нежная, где
смотришь ты в сонные очи
с бликами звёзд на воде,
вновь народившейся ночи?
тронув тебя невзначай
словом дрожащим, губами,
я возвращаю ночам
долго живущую память.
9.
Меняю любовь и квартиру
на ветер и лодку с веслом,
расстреливаю в тире,
что с нами случилось в былом.
Меняю себя между делом
на дым сигаретный в бреду,
на женщину, чтобы согрела,
какой я уже не найду.
Распитие на недопитие,
распятье на трезвую зрелость
меняю, меняю – простите
за эту неумную трезвость.
Хотелось бы, чтоб не хотелось
совсем забывать, что любил,
осталась плохая умелость –
менять, что осталось в крови.
В спортивном азарте стараюсь
остаться на старте до ста,
но звонкую зрелость на старость
менять не хочу без Христа.