Скажи-ка, деда, было страшно тебе в бою последнем том,
когда в Москву рвались фашисты огромным танковым гуртом?
Я знаю, бились вы отважно и не хотели погибать,
Нельзя ли было, как французам Москву сожженную отдать?
Внучок, конечно, было страшно, и мокрою была спина,
но понимали мы прекрасно, что позади у нас Москва.
Москва – она не просто город, за ней стояла вся страна,
и если б мы ее отдали, была б проиграна война.
Мы очень долго отступали, отдав фашистам пол страны,
но и тогда мы точно знали, что мы не отдадим Москвы.
Земля пылает под ногами, снаряды рвутся там и тут,
как саранча фашистов танки к нам на позиции ползут.
Нас оставалось очень мало, снарядов мало и гранат,
но ни один из нас, не думал, о том, чтоб отступить назад.
Свалился рядом минометчик, я оглянуться не успел,
увидев, как ко мне на встречу немецкий танк один летел.
Метнул в него свою гранату, да только та не взорвалась.
В какой-то миг мне показалось, что жизнь моя оборвалась.
Утюжил танк меня в окопе, да только руку зацепил.
Когда меня все ж откопали, в плече торчал лишь пучок жил.
Я потерял тогда сознанье, в санчасти лишь пришел в себя,
И долго было осязанье, что пальцы что-то теребят.
Вот так, внучок, я стал калекой, безруким инвалидом стал,
В бреду я мучился, метался и лишь о смерти все мечтал.
Домой боялся возвращаться: кому я нужен был такой?
Но бабушка твоя сумела вернуть мне счастье и покой.
Сейчас мне вдруг бы предложили сначала жизнь свою прожить,
я б все равно не согласился в ней что-то все же изменить.