Бутылка пива разве натощак
купалась в твоем сгорбленном желудке,
так было, очень часто было так,
и я пять лет надеялась, что это шутка.
А алкоголь по сетке венной в такт
влезал в тебя в любое время суток.
И ты кудрявый, греческий анфас
и пальцы тонкие, как веточки березы,
по подбородку возвышением парнас
спускался по развилке в полусрезе,
что пол-лица теряло свою часть
как будто после ножевых порезов.
Нас познакомила карельская весна,
она была погодно симпатична,
была не ветрена, была вполне ясна
и время для любви симптоматично
вливалось в тело, а за ней душа
как колобок катилась схематично
туда, увы, где память коротка,
где рот от мягкости статичен,
где не хватает кислорода и глотка,
чтоб продышаться с непривычки,
туда, докуда Богоматерь далека,
где забываются законы и приличья,
вступали мы на территорию греха.
Сошлись века. Литература злилась.
Исчезла недоношенность стиха.
И многое, конечно, изменилось.
Пять лет назад к разлуке я тиха
ушла. Но больше как-то не влюбилось,
по безлюбовью не могу забыть тебя -
поэта, пьяницу и умного лжеца.