Зима была всегда суровой:
болезни, одиночество, тоска,
казалось, что весна так далека
с теплом и светом жизни новой.
Зимою умер в Белоруссии мой дед,
и плакал папа на пути в свою деревню.
Тридцатый год – неисчеслимых бед
таких не знал мужик издревле,
и мой другой дед со своей семьёй
с бочонком квашеной капусты
на станции заснеженной, глухой
отправки ждал в Сибирь.
......................................Теперь там пусто,
как будто бы и не было совсем
деревни, называемой Милешки,-
лишь камни от церковных стен,
да заглушивший всё орешник.
Не стоит продолжать! Когда бы знали вы,
уверенные в жизни иностранцы,
как мы живём, как раньше жили мы,
и почему мужик наш стал засранцем…
Да, в этом наша есть вина;
но вы, что судите, прониклись ли участьем?
И всё же наша жизнь была полна
не только горем и несчастьем;
была романтика побед,
была обманутость надежды,
и, коль у вас сочувствия к нам нет,
не только мы одни – невежды.