Есть такой переулок в Воронеже,
там я начинал жить…
* * *
Перевернуть Судьбы страничку
И всё, что было, позабыть,
Потом ещё… Войдёт в привычку
Листать, листать… Но как прожить
Без Памяти, о тех, кто рядом
Когда-то был и поддержал
Рукою крепкой, тёплым взглядом,
Кто несмышлёныша прижал
К груди, пригладил жестковатый,
На солнце выгоревший чуб…
Невосполнимые утраты.
Прощание. Холодных губ
Касание перед разлукой…
Судьбы страничка шелестит,
К ней снова возвращаться, знаю,
Мне раз за разом предстоит.
Всю жизнь Судьбу свою листаю…
* * *
Как с совестью суровый разговор
Вести, к концу дороги приближаясь?
Как долга запоздалого укор,
Принять и как, отбросив жалость
К себе, назад внимательно взглянуть
На вехи, на событий отголоски,
На тот, тобою проторённый путь,
Не магистральный, скромный и неброский?
Чтоб отголоски эти сохранить
Из прошлого, из тех туманных далей,
Почаще надо просто приходить
Туда, где в детстве мы с тобой мечтали,
О том, как ляжет мир у наших ног,
У наших ног – ни больше и ни меньше,
О том, что нас не даст в обиду Бог,
Ещё о том, какой успех у женщин…
Ещё о том… Да мало ли о чём
Тогда легко и сладко нам мечталось,
Но этот мир, в котором мы живём…
Нам часто ничего не доставалось,
А, если доставалось, то с трудом,
Таким трудом, мозолями и потом,
Что ничего не хочется потом…
Но служба, но учёба, но работа,
Но долг, но этот бесконечный путь
Сквозь тернии к таким далёким звёздам…
Не отдохнуть и не передохнуть,
И не догнать. Теперь, конечно, поздно
Да и не надо. Жизнью отрезвлён,
На детские мечты смотрю с улыбкой -
Бог отвернулся, мир не покорён,
И горизонт вдали какой-то зыбкий…
Как хочется опять туда прийти,
Где так наивно в детстве мы мечтали,
Но жизнь прожить – не поле перейти,
И те места отыщем мы едва ли…
* * *
Заросли лебедою дворы,
Заколочены наглухо окна…
Мало что из далёкой поры
Помню… Будто истёрлась, поблёкла
В недрах памяти та акварель,
Обожжённая солнечным светом…
Снег сошёл, и весёлый Апрель
Наступил, жарко было, как летом…
Половодье… Большая вода…
Клочья пены в кустах краснотала…
На берёзе устройством гнезда
Занята птица чёрная… Мало
Лет мне было тогда, в ту весну,
Много лет с той поры пролетело…
Ничего я уже не верну…
Что-то помню. Нечётко… Несмело…
* * *
Кривые улочки, бегущие к реке,
Весною набухали ручейками.
Екатерининский пятак, зажав в руке,
Находке рад, лечу стрелою к маме…
В загаре, в цыпках, к осени подрос –
Домишки в переулке стали ниже…
Зима. Гурьбою мчимся под откос,
Ломая руки, ноги, санки, лыжи…
Цветущие сады, собак ленивый лай.
Под фонарём – лото. Аккордеон играет.
Одновагонный красненький трамвай
По Разина к Чернавскому сползает…
С подружкой не спеша бредём к реке
По стертым плитам каменных ступеней,
Болтая о ручьях, о пятаке
И задыхаясь от прикосновений…
Жизнь долгую прожив, иду степенен, сед,
Избрав для ностальгических прогулок,
До мелочей знакомый с детских лет
Горбатенький Фабричный переулок…
С тобою связан жизнью и судьбой,
Познавший здесь и радости, и горе,
Воронеж, снова прохожу тобой
По переулку, убегающему к морю.
* * *
Гляжу назад, пацан пятидесятых, -
Дом на Фабричном переулке, на бугре…
На поле боя ищем автоматы…
Печёная картошка в кожуре…
“Тарелка” чёрная весь день бубнила.
Последние известия… Спектакль…
И по всему, что слышал, выходило –
Всё правильно у нас, везде – не так.
Воронеж в стройках, но руин немало,
Работает “Спартак”, шумит вокзал…
А зрелищ, как и хлеба, не хватало –
Заветным местом был Мясной базар.
В тир заходил, но денег нет на пульки…
Потом любил пройти в гончарный ряд.
Горшки, макитры, крынки и свистульки
Соломой переслоены лежат…
Я бесшабашный был тогда и смелый.
Во все глаза глядела мелкота,
Как для рыбалки конский волос белый
Я рвал из лошадиного хвоста.
Рванув и увернувшись от копыта,
Шёл, не спеша, вразвалку по рядам
И крепким словом задевал сердитых,
Из царского ещё режима, дам…
Всё впереди, и я бесстыдно молод.
Раздолье, как в деревне, благодать.
Минут пятнадцать в гору – вот он, город,
И до реки всего рукой подать…
В реке вода прозрачная журчала.
Пётр строил здесь на верфях корабли…
И было жизни детское начало,
И всё еще маячило вдали.
И было всё тогда легко и просто,
И был я сам, как птица, как трава,
И не подозревал, что будет возраст,
Болезни и седая голова.
* * *
В памяти у каждого – своё,
Каждый выхватит лишь то, что ближе.
Ты заметишь то, что не увижу
Я одновременно… Остриём
Душу мне прошьёт воспоминанье
Из послевоенных трудных лет:
Жидкий суп с картошкой на обед,
Нудное домашнее заданье…
А братва уже зовёт к реке -
Будут взрывы, там на льду сапёры.
Взмах флажка – разрушены заторы…
Гильзу подарил солдат, в руке
Я зажал её. Подарком этим
Удивить тогда было нельзя,
Но просили посмотреть друзья,
Поменять на марку… Были дети
Заводными, всё – гуртом, гурьбой,
Веселы, хоть и недоедали…
И отцов с войны всё ждали, ждали,
Не смирившись со своей судьбой.
* * *
Игрушки детские конца сороковых
Не отличались широтой ассортимента,
Об этом скупо вам расскажет кинолента
Иль кто-нибудь из нас ещё живых
Послевоенных сорванцов-мальчишек,
В пристенок бивших царским пятаком,
И от винтовки “Маузер” штыком
Кидавших в цель, как те бойцы из книжек,
Которым лихо подражали мы,
В войну играя на буграх приречных…
Гранаты, мины – пацанов увечных
Прибавилось потом, после войны…
Как дорожил я грузовой машинкой,
Мотоциклистом и броневиком,
Отец был ранен именно в таком
Зимой на финской… Настоящей финкой
С наборной рукояткой я играл
На чердаке, прокравшись незаметно.
Она лежала в тайничке заветном,
Её с собой я никогда не брал…
Потом имел я перочинный ножик –
Кораблики, свистульки, стрелы, лук
Строгались им… Запомнился испуг
От первого пореза. Было всё же
Тогда у нас игрушек слишком мало,
И мы умели ими дорожить.
Задумываюсь – трудно было жить?
Не помню – дня на игры не хватало.
* * *
Какая роскошь быть сами собою,
Тем разбитным дворовым пацаном,
Взъерошенным, всегда готовым к бою
С чужими… Вспоминаю этот дом
И этот двор, где виноградом диким
Беседка старая оплетена…
В разбитой церкви проступают лики
Расстрелянных святых… Прошла война
По городу, по судьбам моих близких,
И всё взорвав, спалив ушла назад,
Оставив имена на обелисках…
Беседку оплетает виноград,
Трамвай звенит, руины разбирают,
Народ гуляет, будто нипочём.
Фонтан. Дорожки в парках засыпают,
В развалинах добытым, кирпичом.
И кирпичом обкладывают клумбы,
И от цветов под вечер – аромат…
Подвалы, чердаки…Мы там – Колумбы…
Припрятаны лимонки, автомат…
Бог пощадил, никто не подорвался
Из пацанов. А, может, повезло…
Встречаю тех ребят, с кем в детстве дрался,
Всё реже - многих время замело…
Ни дома нет в помине, ни беседки,
На колокольне - вновь колокола,
И в кружки нищим звякают монетки…
Я всё ещё пацан, но жизнь прошла…
* * *
Голуби, взмывающие в небо…
Город, искорёженный войной…
В булочной так вкусно пахло хлебом,
Чёрным хлебом – основной едой.
Продуктовых карточек не помню,
Помню, как широкий острый нож
Резал норму… Я в сторонке скромно
Ждал довесок – мой, не отберёшь…
Поспешал за бабушкой вприпрыжку
Грыз горбушку, хлебом не соря,
Но в карман (легко понять мальчишку)
Клал всегда чуть-чуть для сизаря.
* * *
Я в стихах невзначай возвращаюсь туда раз за разом,
В ту страну, но известно лишь мне, где она.
Я её позабыл, но напомнили внуков проказы...
Вы уже отгадали название? Детство! Весна
Там всегда приходила большим половодьем,
И солдатики строились в ряд возле тёплой стены...
Почему всё не так, слишком буднично стало сегодня?
Виноваты, скорее всего, повзрослевшие мы...
* * *
Провинция, откуда родом ты,
Меняется неспешно, незаметно,
Ведут в то ностальгическое ретро
Простые деревянные мосты,
За ними вверх по улицам булыжным, -
До площади. Жив православный храм
На ней назло врагам, назло годам...
Отсюда, став на простенькие лыжи,
Неслись до речки – только ветра свист
По спящему в сугробах переулку...
Стащив у деда старенькую тулку,
С приятелем разборкой занялись
И, слава Богу, не нашли патроны...
Но был ремень и угол, всё равно...
Давно всё это было, так давно,
И где мальчишка тот неугомонный,
Во двор сбегавший с самого утра
И бабушкой отловленный к обеду,
Отмытый, о бактериях беседу
Прослушавший, и так же, как вчера,
Пообещавший мыть лицо и руки,
И мывший кое-как их столько лет...
А бабушки давно на свете нет,
И руки из-под палки моют внуки...
Провинция меняться не спешит,
Оберегает старины приметы.
Ступи на мост, туда ведущий, где ты
В далёком детстве счастливо пожил.
* * *
Запахи детства… Рубили капусту
Споро, в четыре руки.
Мне – кочерыжки огромные, с хрустом
Зубы вонзаю. Крепки,
Сладкие, мне одному слишком много…
- Можно друзей угощу?
Пятидесятые… Жили убого,
Бедно, но я не грущу,
Припоминая шальную ватагу
Наших, дворовых ребят,
Слёзы обиды – солёную влагу…
Дрался, был прав, виноват.
Днём – запах пыли, акаций и дыма
Сладкого от папирос
И сигарет. «Беломор», или «Приму»
Я не курил – не дорос,
Но в лопухах, возле тех, кто взрослее,
Нюхал, хватал на лету
Крепкое слово… Как только стемнеет,
Звали домой. За черту,
Ту, что являлась дворовой границей,
Ночью уже - ни ногой…
Хочется есть. Заставляют умыться.
Запах от печки какой!
Ужин: свекла отварная, да каша
Пшённая с салом – кулеш.
Дедушка Федя, сестричка Наташа,
Бабушка Катя… - Поешь!
Я уплетаю кулеш с аппетитом,
Шкварками пахнет, дымком!
Запахи детства, я ими пропитан,
В запахах жив старый дом…
* * *
Какие санки были у меня!
Покрашенные краской голубою,
Летели сами под гору. Гурьбою
Катились мы, ребята, малышня…
Вдоль переулка ветхие домишки,
Послевоенные, а переулок крут,
Со свистом санки по нему несут,
Я – первый, позади меня мальчишки…
И снова – в гору. Труден каждый шаг,
На шарфе – иней, полыхают щёки.
Обратный путь наверх такой далёкий…
Откуда столько силы в малышах?
Частенько размышляю я об этом,
Шутя беря знакомый мне подъём,
Тогда не раз без сил лежал на нём,
Но, отдышавшись, вновь катился. Летом
На чердаке хранились санки, до поры,
Катанье с горки забывалось быстро…
Я снова в переулке, снегом чистым
Засыпан он для новой детворы.
* * *
Я кораблик первый смастерил
Из дощечки, листик из тетради
Парусом на мачту прикрепил
И отправил в лужу-море... Сзади,
Над кормой струился красный флаг,
Мы тогда других не признавали,
И названье гордое «Воряг»
Через «О»... Вновь смастерить едва ли
Мне удастся парусник такой.
А «Воряг» потоплен был пиратом
Юркой, доводился старшим братом
Он Танюшке. То – рассказ другой…
* * *
Любил по лужам в детстве – босиком...
Коленки сбиты, не сходили цыпки...
Ругалась бабушка, я был тщедушный, хлипкий,
Но летом не болел. А со звонком,
Зовущим в школу, начинались сразу
Простуды... Капали пенициллин
На рафинад. Болел не без причин,
Несложно было подхватить заразу.
Пускай микстуру приходилось пить,
Терпеть горчичники, переносить уколы,
Зато - освобождение от школы!
Чихнул – неделю можно не ходить...
Как ждал я наступления тепла,
Чтоб снова босиком бежать по лужам.
На лето был пенициллин не нужен,
Простуда никакая не брала!
* * *
Дождь выбивает нас из колеи,
Из ритма, из привычного уклада.
Ему, дождю, зачем-то это надо…
К дождю я не испытывал любви,
Старался переждать и отсидеться
Под крышей, и согреться у огня,
Мерещилась угроза для меня
В потоках с неба… Возвращаясь в детство,
Я силился понять – откуда страх,
Ну, пусть не страх, но всё же беспокойство.
С годами улетучилось геройство
Гонять по лужам в крупных пузырях…
Всё дело в пузырях! Я понял это
И, дом покинув, двинул босиком
По лужам и не думал ни о ком…
Мне кажется, тогда я стал поэтом.
* * *
Память бережно листаю,
Как альбом, смотрю назад,
В детство. Часто вспоминаю
Старый дом, вишнёвый сад,
Покосившийся сарайчик,
В чистом небе голубей…
Вот сидит в матроске мальчик
С мамой молодой своей…
Вот она ему читает…
Вот ведёт его к врачу…
Не получится, я знаю,
Но, что делать, так хочу
Бескозырку с якорями
Снова набекрень надеть,
Подойти, прижаться к маме,
Рядом с нею посидеть…
* * *
Надо было мне дедушкой стать,
Чтоб с большим опозданьем понять,
Как заботливы бабушки руки…
Принимают, как должное, внуки
И подарок, и лучший кусок,
И из шерсти ангорской носок,
Ежедневное чтение сказки,
Поцелуи, излишние ласки…
И рассказы про давние годы,
Как водила она хороводы,
Как в тряпичные куклы играла,
Как потом жениха поджидала…
Из лебяжьего пуха подушка,
Что-то бабушка шепчет на ушко…
Как заботливы бабушки руки…
Как малы, чтоб понять это внуки…
* * *
Какая польза от неспешных созерцаний
Уютных заповедных уголков
Родного города, его старинных зданий,
Правобережья бархатных бугров,
Которые так много повидали
В веках прошедших… Не всегда готов
Я оценить их возраст и едва ли
Мне надо это. Не хватает слов,
Чтоб описать, как холодок по коже
Бежит, когда увидишь, замерев,
Наличник, так на кружево похожий,
На домике, что чудом уцелев
От войн, от революций, от пожаров,
Нас радует изяществом своим.
Резной наличник в переулке старом,
Таких не делают теперь. Неповторим…
Прохожий шаг невольно замедляет,
Неспешно созерцая этот дом,
Глаза теплеют, по лицу блуждает
Улыбка лёгкая… Он вспомнил о своём…
* * *
Кривые переулки по буграм
И улочки, и тупики – Воронеж
Правобережный, дан в подарок нам.
Сбежишь весной под горку и утонешь
Не в море, нет – в сиреневом дыму
И в яблоневом цвете розоватом.
А вот и «море»… Неподвластные уму
Ошибки, совершённые когда-то,
Неисправимы, не вернуть лугов
Заречных изумрудных с озерцами…
Некомпетентность, дурь – сюжет не нов,
А сколько дров мы наломали сами,
А сколько порубили на дрова садов,
Икон, сломали сколько судеб…
Когда же кончим выбирать богов,
Когда ж научимся ценить подарки, люди?
* * *
В бреду ли ты бредёшь, куда глаза глядят, не зная,
Где постоять тебе придётся, где свернуть, где осенит.
Не удаётся по прямой идти, кружа, петляя,
К местам давным-давно знакомым возвращаться предстоит
И удивляться искренно, не сразу узнавая
За пестротою впопыхах построенных дворцов, хором
Кусочки, в детстве виденного, сказочного рая:
Церквушку дивную, она легко парила над бугром,
До самых куполов лозой увита узловатой,
В снарядных оспинах кирпичная подпорная стена,
Всё так же вдоль неё бежит коротенький горбатый
Фабричный переулок. Даты, клички чьи-то, имена
На старых кирпичах уже почти неразличимы.
Я финкой вензель выводил, где он? Теперь не отыскать…
По тропам памяти бредём, кружим, как пилигримы…
Я помню всё, но город детства всё труднее узнавать…
* * *
Увы, подводит память постоянно.
Меня окликнули, но я не смог опять
По имени знакомого назвать,
С которым в первом классе… Очень странно,
Мы проучились вместе пару лет,
Я помню, как однажды с ним подрался,
Потом почти полвека не встречался…
Он помнит моё имя, а я – нет.
Обрадовавшись встрече, обнялись,
Он мило пошутил про мой склероз.
Когда про драку я задал вопрос,
Он удивился: «Разве мы дрались?»
* * *
На улице встречаю я чужих,
Случайных незнакомых мне прохожих.
И всё ищу, ищу в толпе похожих
На давешних приятелей моих.
По имени окликнул пару раз,
Но приходилось тут же извиняться.
Что делать, каждый может обознаться,
Увы, подводит часто память нас…
Хоть неприятно это сознавать,
Загадки нет, всё просто - годы, старость,
Нас мало в этом городе осталось.
Ушли… Чужих приходится встречать.
* * *
По зыбкому незримому мосту,
Который в прошлое ведёт сквозь память,
Неспешно, осторожными шагами
Иду. Даст Бог не заступить черту
Мне повезёт и в этот раз. К ушедшим,
К местам, где приходилось мне бывать
Стихами возвращаюсь я опять.
Грустить и сожалеть о происшедшем
В том, невозвратном прошлом - мой удел...
Но сколько радости, тепла и света
От возвращенья в пору, что согрета
Руками мамы. В суматохе дел
Как часто мы забывчивы бываем.
Свершились многие из планов, рубежи
Преодолел. Но, честным будь, скажи, -
Кто собирал тебя в дорогу. Забываем...
Нет, помним, но не можем уделить
Минутку, чтобы, обратившись к маме,
Благодарить, чуть шевеля губами,
За шалости прощения просить.
* * *
Лица мёртвых так долго ещё улыбаются детям,
Извиняясь безмолвно за то, что не в силах для них
Сделать доброе дело, помочь, подсказать. Лица эти
Не стареют, но в памяти время стирает то штрих,
То словечко привычное, то интонацию в споре
И иную совсем перед долгой разлукой… Домой
Не вернуть никого. Время мчит, притупляется горе –
Что поделать, нам всем предстоит в мир иной
Перейти, всем потом предстоит улыбаться с портретов
Детям, близким, знакомым, и этот сюжет – не беда…
Дай-то Бог, чтоб теплом наших взглядов безмолвных согреты,
Ощущали они, что мы рядом, мы с ними всегда.
* * *
Пожив за морем на других материках,
Опять иду я по родному чернозёму
К тому, давно несуществующему дому,
Что утопал в душистых табаках.
На улице моей, знакомой с детства,
Бурьян, репей, бушует лебеда –
Сорняк могуч на пустырях всегда.
Трава забвенья – вот моё наследство...
То здесь, то там стоят особняки,
На этом пустыре вот-вот воздвигнут.
Куда идти? Стою врасплох застигнут,
Нет прежних переулков – тупики...
Мой старый город в тупике со мной.
Пир на костях... Война дворцов и хижин...
Народ повержен, голоден, унижен.
Что стало вдруг с могучею страной?
Болото под бугром вместо реки.
Не продохнуть, от смога слиплись вежды...
Держусь лишь осознанием надежды –
Не все ещё заглохли родники.
2002-2005г.