Судьба, безразличная, как медсестра
Меня поимела в четыре утра.
Обширный инсульт и, простите, того-с
Я помер и в очередь стал на погост.
И как по набату, не знаю откуда
Сбежалась родня, зазвенела посуда,
Запахло лапшой, пронесли пирожки.
"Он был лучше всех!" - забубнили дружки.
Как водится, явится левый народ.
Бутылка Пшеничной по кругу пойдет.
Накатят по первой, нальют по второй
"Господи, душу его упокой!"
А после подпитые, скорбные рожи
Недолгую жизнь мою станут итожить,
И будут, харчами давясь, вспоминать,
Как был я умён и красив, вашу мать!
Забытые Б л Я д И и бывшие жены
И битые мною по синьке пижоны,
Залив ясны очи налепят такого,
Что я стану круче любого святого.
И критик мой, желчный и злой старикан,
Роняя слезинки в граненый стакан,
Нервически всхлипнет и скажет при этом:
"Все были дерьмом, а Серёга - поэтом."
И кто-то, конечно, нажрется до рвоты,
Потом запоют, заведут анекдоты.
Но я буду думать уже о другом,
Нетвердо ступая в Эдем за Петром...