Как будто не чужой,
а словно на чужбине,
как будто бы родной,
да где ж моя родня,
но если запоют
о дубе и рябине,
то в хоре голосов
услышите меня!
Я никогда не лез
в начальники и судьи,
я знал, где мой шесток
и где у речки брод.
А у моих друзей
совсем иные судьбы:
один из них – судья,
другой – наоборот.
Я никогда не лез
своим суконным рылом
ни в ваш кичливый род,
ни в ваш калашный ряд.
Признаться, я порой
кричал: «Судью на мыло!»
и в бурную волну
решительно нырял.
Но не достал до дна
и в небо не поднялся,
чужой среди чужих
и свой среди своих.
На поле я порой,
признаться, бил пенальти,
но никого – ногой,
и никогда – под дых.
Пускай я не трибун,
но, сидя на трибуне,
я так же глотку рву
и отбиваю такт,
пускай не в табуне,
не в голубой лагуне,
а если заболел –
болею за «Спартак»!