Я умру в Петербурге ненастной весной
в день, который заранее помню.
Я глазами из лужицы крыш кривизной
во дворах петербургской Коломны
напоследок напьюсь. Это будет четверг,
как дома, отсыревший и серый.
Соберутся те люди, чей образ померк,
и в испуге отступят химеры
сквозь прорехи изношенной куртки. Лоскут
рукава раздувая, как парус,
петербургских церквей корабли повлекут
мою душу в назначенный ярус.
Я успею на улицу Пестеля. Бог
там в конце и в начале, как в жизни.
Он обнимет меня тем сильней, что я плох,
колоннадой на Лиговке стиснет
перед Крестовоздвиженской церковью. Шёлк
теплоты излучая, Он скажет,
что я вовсе не жил, но вдоль Пестеля шёл.
Я умру только здесь, если даже
буду где-то ещё неизбежной весной
неизвестно которого года,
но появится новый у неба связной
и полюбит плохую погоду.
Ощущая в зрачках непривычную резь,
он заметит, что небо изогнуто здесь.