Я ворвался в чью-то жизнь несмелым камнем,
вырывался и в исподнем шарил ночь,
отрывался и приклеен был обратно,
надрывался, сатанея во всю мочь,
прикасался чем-то липким, пламеневшим
к тайнам, не решаясь разгадать,
этим чем-то оказалось сердце,
подуставшее пожизненно страдать.
Я ворвался – так же вырвусь и пьяняще
подойду к кресту и рядом упаду,
позабыв на тонкое мгновенье
то, что я на очень тонком льду.
Встану. Убреду. Совсем ослепну.
Перед новой стенкой вновь застыв,
буду философствовать ненужно:
есть немного боли в корне «-рыв-».