ПОСТЛЮДИИ
Над пепельным небом – таинственный Бог,
а здесь, в ожидании срока,
вздыбились торсы столетних дубов
последнею вспышкой барокко.
И озеро, полное черной воды,
дрожит в ожидании взгляда,
который бросит в него с высоты
продрогшая за ночь дриада.
И кто-то придет в этот сумрачный лес,
уверовав вдруг не на шутку
в осеннюю милость холодных небес
и прочие бредни рассудка.
А кто-то исчезнет, качнув бересклет,
в червонном лесном полумраке,
но мокрая глина запомнит след
и тайну предаст бумаге.
И как доказать вероломство ветвей,
что путь твой устлали золотом?
И нет одиночества в мире людей,
как в чаще лесной – горизонта.
Над пепельным небом – таинственный Бог,
а здесь и во тьме, и в тумане
всё видят – глазами столетних дубов –
грядущие свитки Писаний.
**
Та осень будет многолика.
И завлекая, и маня,
то бледнокрылой Эвридикой,
то Пенелопой у огня –
она угаснет за три дня.
И плесень бледнозолотая,
и горько-черные стволы,
и жизнь, бесценно-дорогая –
всё сразу вспыхнет, догорая
как луч на острие иглы.
Всё, что связует – слишком тонко.
Молчит седеющий орган.
Ты так любил его ребенком,
но море кажется солонкой
глазам, видавшим Океан.
И фиолетовая Вена –
лишь незабудка в вечной мгле,
но злые звезды во Вселенной
не так кристальны и надменны,
пока Ты светишь на земле.
И пусть надежда зажигает
огни оранжевых квартир,
пусть вечер встречами играет –
он молод, он Тебя не знает –
да будет счастлив этот мир.
И только в памяти древесной
нетленна мука о былом.
В сердечке скрипки деревенской –
пожар осенний, мрак вселенский
и мутный холод за окном.
**
Alla danza tedesca
(«В духе немецкого танца»)
Воспоминаньем как пух летящим,
как белый пух, как осенний снег,
как с легким хрустом олень по чаще,
яснее, звонче, лазурней всех –
прощальный танец под звон пичужек
по алым листьям в седой траве,
под звон пичужек, под песню кружек
о легком золоте – в синеве
далекой юности, о червонных
закатных ягодах – жизнь моя! –
о том, что можно не быть влюбленным
на чистом празднике сентября,
и знать, что прежде огня и стужи
придет отборный отряд дождей
и смоет память над донцах кружек,
и скроет лица былых друзей.
**
Полынный дух осенней смерти.
Гейлигенштадтские холмы.
Ты погребен в небесной тверди,
где нет ни лета, ни зимы.
И нереально притяженье,
и слишком ярок лунный свет,
и осязаемо движенье
иных миров, иных планет.
И кто Ты есть – уже неясно,
а тот, кто был – уже не Ты,
и ждать с полей Тебя напрасно,
как, впрочем, и растить цветы
у двери маленького дома,
где все часы сошли с ума
и мерят время по былому,
где было – лето и зима.