этот мир иногда кажется больше – иногда, не всегда, но всё же…
а порою кажется меньше – но это тоже почти неважно.
кровь на снегу – одинакового оттенка, независимо от цвета кожи -
красная... и умирать не смешно, а всего лишь страшно.
но смерть – скорее в наличии, нежели в полном отсутствии
ощущений, дыхания и прочей пустой органики.
смерть – это просто беспомощность, узкое жизни устье,
натружененно наполняющее море своих останков…
этот мир часто кажется тенью, тусклым, чужим подобием
того, что выше, ниже, или в другой реальности -
но это вовсе не откровение духа, скорее духовная фобия,
страх оказаться вторичным к исходной данности…
да только исходник, истёртый до дыр в созвездия,
упорно стелет на ложе неба чёрные простыни -
и до утра занимается странной любовью вместе
с влюблёнными Кении, России, Боснии…
этот мир для живущих имеет одну особенность -
обретать с годами форму самосомнения
в самосознании. некоторых, вроде свирепого Одина,
это сподвигло повеситься вверх ногами; а менее
рисковых искателей - медитировать под смоковницей,
очищая дух и смиряясь с его страданием…
однако проще ради спасения ласкать любовниц,
не отличая всуе ближних и очень дальних…
но иногда, внезапно, вселенная снова кажется больше,
и начинаешь подумывать - не написать ли её с большой буквы,
не посвятить ли ей песню, или молитву на тему «боже,
себя храни от врага и дурного друга»?..
не сохранит - беспечен, проверено долгой практикой -
так пусть хотя бы услышит, и улыбнётся, наверное;
и на мгновение оттает от болезненной статики
крестообразной метафоры дозвёздных терний…
и продиктует: этот мир никому никогда не был узок -
возможности безграничны, границы сродни бессмертию,
бессмертие - убежищу для мудрого или труса,
убежище - обмороку перед ударом плети…
но даже ему в ночи начинает с креста казаться:
жить - означает сном никому не в руку
кутаться от давно ожидающего творца -
то ли с огромной Т, то ли с крошечной буквы...