***
Защитись, человек, а о боге заботься не слишком:
Он и сам за себя, если надо, как чёрт, постоит.
Умывай свои руки. Раскинь воспалённым умишком,
Написавший три книжки, доселе безвестный пиит.
Повстречав оборванца, ты вдруг понимаешь, что бог он.
И какого-то чёрта стремится на струганный крест.
Подыграй, отойди, уступи ему эту дорогу,
Этот совести с сердцем тебе непосильный инцест.
За такие сомненья немало духовных расстригли.
Если - бог, и воскрес, отчего не пришел поутру?
Побоялся ловушки? Других неизбежных интриг ли?
Постеснялся, как Левий: “Я - грязный, нельзя по ковру”?
Смерть страшна на кресте. Но и смертных так мучают, если
Попадёшься толпе. А за правду - стократ горячей.
Ни один не воскрес. И кто спас, никогда не воскресли.
Значит - правда для бога. А люди - объект палачей.
Я, наверное, верю, но всё же ищу доказательств,
Чтобы лень перелеска взорвал кувырок глухаря.
Я в священных томах без труда нахожу бога запись,
Так ведь мало ли что понаписано там, в букварях.
А светило встаёт и неистовый глаз наливает.
Чертовщина сочится из собственных слёзных желёз.
Ухожу умываться. Но вижу, как из-под трамвая
Мне отчаянно машет прозревший на миг Берлиоз.