ЖИЗНЬ И СУДЬБА,
ИЛИ ПЕРВАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ
ЖАННЫ ПАСЮК
Имя какое! Гордое: Жанна!
Как будто бы в душу вонзили вам жало.
Заложена в имя программа судьбы:
Вы слышите голос военной трубы?
При имени этом (идёте на спор?)
Вам видится: дева взошла на костёр.
Забудьте о мужестве, славе и Боге:
Огонь ей целует небесные ноги!
Пламя лобзает высокие груди...
Забудьте!
...Но мы никогда не забудем
Юную деву с рыцарской грацией,
Жанну - святую защитницу Франции.
А ты? Ты ведь тоже готова на подвиг?
На схватку со всем безобразным и подлым?
Ты тоже во имя страны и свободы
Выберешь подвиг с летальным исходом?
Да будет стоцветным и светозарным
Твоё легендарное послезавтра!
Сегодня?
Ещё ты советская школьница:
Немножечко модница, чуточку шкодница.
Плясунья, певунья и фантазёрка,
На всё смешное и глупое зоркая.
Красавицей быть, я скажу вам, не фокус.
Но лунная кожа? Но волоокость?
Но шорох ресниц, их младенческий лепет?
А ноги? - Такие ваятели лепят!
Ночами ты гладишь плавные линии
Девичьей плоти - белой, как лилия,
С запахом розы и привкусом мёда...
О радостный ветер любовной свободы!
И ты предвкушаешь счастливейший срам.
Мечтаешь отдаться любимым рукам,
Бесстрашно и даже с отчаянной гордостью
Всем телом довериться страстному голосу.
Вы видите? ...Скачет на сивке-каурке
Мой одноклассник Лебедев Юрка.
Блистая на рингах и олимпиадах,
Он Жанну сразил синей молнией взгляда.
С ним тысячу раз на осводовской лодке
Во сне целовались мы сладко и долго.
Проснёшься, очнёшься, - очутишься в школе.
Чтоб губы кусать и подруженькам шкодить?
Была бы ты, Жанна, красивой, как Ирка!
Но Ирочке - бублик, а Жанночке - дырка.
Ешь дырку от бублика в своё удовольствие,
Питайся февральским и мартовским воздухом!
Мне бублика мало! Купите мне булку!
А завтра на лыжную выйдем прогулку.
...В самом начале хохлацкого марта
Наст крепок, а воздух исполнен азарта.
Ласковый, но по-весеннему дикий,
Он пахнет арбузом, лимоном, гвоздикой.
Лыжня хороша. И по ней, как по маслу,
Можно катить под весёлые мысли.
Ты, Ирка, одета по нынешней моде,
И губы твои в самой яркой помаде.
Вызов бросая и Ирке, и Юрке,
Я сразу рванула под звуки мазурки.
Ах, бедный мой мальчик, прими это жало:
Опасный подарок от девочки Жанны.
Ты хвастал: мол, я первоклассный ходок!
Взгляни на себя: ты отстал и измок.
Задела в мальчишке мужскую струну?
Сейчас я на полную мощность рвану!
Локоть-то близок, да его не укусишь!
...Весенние сосны что райские кущи...
И нас только двое: Юрка и Жанна...
Воздух запел. А сосна задрожала...
В предчувствии длинных и медленных нег
Внезапно я рухнула в мартовский снег.
И Юрка, на детские выходки падкий,
Тут же отбросил лыжные палки.
Он принял мой вызов. А может, устал
Перечить моим сумасшедшим устам?
О мартовской нежности бешеный вал!
В снегу мы катались. И снег целовал
Лоб мой и шею...Уже не могу я!
Сплетаются ноги...Встречаются губы...
Сплетаются души...Но ваши догадки
В такие минуты похабны и гадки!
...С тех пор я, дурёха, от счастья балдела.
Но всё же, как та Орлеанская Дева,
По милости Божьей была я безгрешной.
Ну Жанночка...
Жанка, ты крепкий орешек!
Святую меня, молодую и злую,
Устраивали его поцелуи,
Объятья и клятвы и молнии взглядов,
Дыхание рая с привкусом ада.
Но что-то внезапно в стране надломилось:
Явила история чёрную милость:
Раздвинула стены - потолок завалился.
На душу направила мощные линзы.
Как бедная жертва в руках палача,
Душа задымилась, от боли крича.
Настало шатучее, смутное время, -
И Юрочка
вдруг
оказался евреем!
Должно быть, дошлая юркина бабка
Еврейство внучонку купила за бабки.
И Юрочка мой исчез, испарился...
А яблоко снова в руках у Париса?
Теперь в этой должности рыжий Борис.
Такой у эпохи странный каприз.
Юркин дружок (безо всяких причин?)
Яблоко сердца Жанне вручил.
Не Ирке со статью и ликом Венеры -
А той, что, как струны гитары, звенела.
Он бросил своё сумасшедшее сердце
Под ноги девочке с солью и перцем.
И Жанна (должно быть, Юрке в отместку)
Вступила в красивую должность невесты.
Её опьянил запах счастья и риска.
Пасючка, как крыса, вцепилась в Бориса.
Борис был у нас королём рекетиров.
Волна поднимала его и крутила.
Он в тире всаживал пули в десятку:
«Жаннуля!
А ты что покажешь, касатка?»
И я показала и глаз свой и руку!
По тиру прошёлся восторженный рокот.
Борис, в мои очи и руки влюблённый,
Смекнул, что я стану звездой биатлона.
И я ею стала! Ведь хочется бабе
Блистать. В областном, ну хотя бы, масштабе.
В эпоху афёр и бандитских разборок
Историю движут деньги да порох.
Бориса убили. Я стала вдовой.
В двадцать два года на четверть седой.
Жанна, какая ты впалощёкая!
Сжатые ноздри, глаза с поволокою...
Но почему-то трагический траур
В облике вдовушки что-то подправил:
Сделались тоньше черты. И, похоже,
Печальные лампочки светят под кожей.
А когда поднимала я белые веки,
Вся вселенная плакала о человеке:
О сиротинушке царского рода
В голос рыдала родная природа.
Дожди говорили громко и долго
О горькой, о вдовьей, безвыходной доле.
Такая была от печали я строгая,
Что мафиози меня и не трогали.
Считая меня существом высшей расы,
Тихо жалели. Баксы подбрасывали.
Но тут из Москвы неожиданно весточка:
«Я дал задний ход, дорогая невестушка!
Я снова в России, на родине нашей,
Поскольку папаша развёлся с мамашей,
Поскольку на том на чужом берегу
Я жить без тебя ну никак не могу.»
А у меня - истерический хохот:
Зачем тебе, Юрочка, скука и холод?
Карманы свои проверив и нервы,
Ответь: ну зачем тебе старая стерва?
Хватит ли баксов твоих и терпенья
На падшее это и злое творенье?
Звенят в глубине бубенцы-колокольчики:
Всё кончено, Юра, всё кончено, кончено!
Не быть молодой мне, счастливой и ветреной...
Расплакалась я - и ему не ответила.
Шли месяцы. И наступило безденежье.
Где тот, перед кем ты привычно разденешься?
И справа и слева - полно кандидатов! ...
Но меркнут, не вспыхнув, любовные даты.
Щедра на авансы богатым подонкам,
Даю обещания толстым и тонким.
Но деньги не те, омерзительны губы,
Кругом пузачи, дураки, душегубы.
От мерзости этой спасая меня,
Вдруг вспыхнуло яркое слово: «Чечня!»
И, встав на носки и воскликнувши «аса!»,
Я, снайпер, к тому ж высочайшего класса,
Чеченцев спросила: «Такую вот тётю,
Ребята, под знамя Аллаха возьмёте?»
Кто есть я? Пацюк! Ты со смеха не прыскай:
Пацюк в переводе на русский есть крыса!
Я ловкая крыса и молодая.
Меня берегись, коли я голодаю!
...Кавказ?! Это взрыв мусульманской экзотики:
Мечети, джигиты, намазы, наркотики...
Чеченцы, клянусь вам, особая нация:
Есть в каждом чеченце военная грация,
Тонкость ума, первобытная страсть
И большеглазая детская грусть.
Чеченские очи от женщины требуют
Не плотских вкуснот, а духовного хлеба.
Но в хлебе том всё-таки ищут изюминки
Телесной, блаженно затянутой музыки.
Сей сплав мусульманства и европейства
Волнует меня, как венчальная песня.
В Чечне не блудят!
Тут по воле Аллаха
На ложе любви волокут, как на плаху.
Я вся в синяках. Я вечерняя жертва.
Прошу: уберите проклятый прожектор!
Оставьте в тени это грешное тело:
Оно для семейных услад не созрело!
Зато с вашим бытом исламским освоясь,
Работу свою выполняю на совесть.
Не надо! Не дёргайте Жанну за нервы.
...Я помню того, кто по списку был первым.
Плечистый. Высокий. Немного сутулый.
Еврейские губы. Монгольские скулы.
Москвич? Сибиряк? Вчерашний студентик?
Для вас - человек. Для меня - только деньги.
Отправив студента в библейскую бездну,
Я баксы свои заработала честно.
Такая работа!
В Рязани иль Туле
Найдёт чьё-то сердце чеченская пуля.
Славянская пуля, пустившая кровушку,
Сделает Ольгу иль Аннушку вдовушкой.
А мне отслюнявят (и ты не пугайся!)
Мои трудовые законные баксы.
От срама и страха Москва заорала:
Вчера я на мушку взяла генерала!
Считайте по пальцам: танкист, пулемётчик...
Узнали, славяне, мой снайперский почерк?
Я женщина. И на опасной работе.
Не мне предаваться печали - скорботе!
Моих мертвецов хоронили с оркестром.
И выли, волчицам подобно, невесты.
А жёны - Елены, Ирины, Марьяны -
Живыми бросались в могильные ямы.
Меня уважали. И мною гордились:
Ведь русский солдат - дурачок, проходимец.
Его убивать - это дело святое!
Такое отчаянных денежек стоит.
Я стала чеченкой. Почти что чеченцем.
Свой спирт я мешала с водой и эссенцией.
Бывало, кололась.
На ложе любовном,
Случалось, вступала в идейную бойню.
Меня убивали, меня распинали
В постелях, не знавших любви и печали.
Как жить не познавшей чудес материнства?
Что делать? Молиться? Рыдать? Материться?..
Да, каждый чеченец - рыцарь свободы
И каждый достоин торжественной оды.
Да, каждый вайнах - прирождённый бандит.
Я знаю, я знаю...
Но сердце болит!
Обед из обид!
В этом чёрном меню -
Всё, что калечит и губит Чечню.
Раскинула смерть рыбацкие сети:
Грозный в развалинах. Мёртвые дети.
Национальное молодечество
Кончается тем, что в руинах Отечество?
Есть чёрная истина с привкусом бреда:
Кто Родине предан, тот Родину предал!
По волчьим законам патриотизма
Чеченцы на смерть обрекают Отчизну.
И ты, что к свободе рванулась так лихо,
Моя Украина, ты ж стала бомжихой.
Внуки Петлюры, лихие рубаки,
Ищут поживу в мусорных баках.
Учитесь Отчизну так страшно любить!
Но ты-то, Россия?
Ты - волчая сыть!
Ты хуже волчицы. Ты подлая дура.
Раскрой свои очи!
... Пойми меня, Юра!
...Однажды Аллах, а точней Иегова,
Мне подал с небес вразумляющий голос.
«Твой Юрка - сказал он тоном досады -
В городе Грозном: он русский десантник.
Сражаясь за святорусскую землю,
Он вас, мусульман, на дух не приемлет.»
Я стала искать в незнакомых мне лицах,
Губы какие? Какие ресницы?
Глазами в живые впиваясь мишени,
Молясь, изучала их скулы и шеи.
И вот (померещилось мне или вправду?)
В прицеле возник образ русской бравады.
Красавец, незабываемо яркий.
Поверьте... Клянусь вам... Ну вылитый Юрка.
Я долго славянские эти овалы
Очами влюблёнными целовала.
Целую вечность - почти полсекунды! -
Ласкала любимые Юркины скулы.
Но дело есть дело. И деньги есть деньги.
Стреляй!
И без промаха, клятая девка!
Январь, 2000 г.