В преддверье Троицы святой
путем босым через поля.
Я в церкви малой, не простой
кляну себя у алтаря.
А что есть храм? И кто есть псы?
«Здесь Бога нет!» - кричал Толстой.
Презренье, срам – постылый вой.
На пузах «рыжие» кресты.
Во здравие, за упокой!
Не мало вышло хоронить.
С судьбой ввязался в смертный бой.
О чём же небеса винить?
Переворачивал кресты,
и ненавидел мудрецов,
что, укрываясь за посты,
не отреклись от голубцов.
В бунтах небесных видел прок.
В плечах Диавол восседал.
Он был мне друг, мудрец, пророк,
и душу жадно пожирал.
Прости, Господь, за всё прости!
Я на коленях – виноват!
И тех, кто в спину не суди,
кричат: «Смотрите, бесноват!»
Им не дано понять, что плоть
не различает алтаря,
как на пол выпавший ломоть
перед тобой душа моя!
И в этом таинстве святом,
как буд-то зреньем боковым
священник выплыл над ковром
каким-то милым и родным.
Он разговаривал со мной:
«Что есть Господь? Господь – любовь!
Прими как есть церковный вой.
Остепени шальную кровь!»
Читая жизнь в его устах,
в глазах нашел её черты.
О тех чертах скучал во снах
на краешке у пустоты.
А вот недавно повстречал
и над землёю воспарил,
да вот беда ночной вокзал
вновь распалил душевный пыл.
А он опять: «Господь - любовь!
Любви не ищут от любви!
Остепени шальную кровь
и всё как должное прими!»
Я позабуду шум таверн,
гулянок, пьянок, кабаков.
Огорожу любовь от скверн
и не надену ей оков.
Голубкой ясной с проводов
пусть подглядит через окно,
как за терпением годов
нам откровение дано!