Брат Яков на отчей земле
остался, наследуя предкам;
без дел не сидел и детей
помалу к труду приучал.
Иосиф с семнадцати лет
скот с братьями пас и нередко
по фактам дурацких затей
папаше на братьев стучал.
Мальчишку отец отличал
особой любовью от братьев.
Отрадой он был потому,
что дети - милей старикам.
Цветную одежду подчас
Иосиф носил аккуратно, -
подстать красоте и уму, -
чем братьев на грех подстрекал.
Не ждите удач, - ни одной! -
коль в юности вас поучали:
«Негоже себя выделять -
таким же, как прочие, будь».
Наденьте костюмчик цветной! -
и выйдет из парня начальник;
быть может, застелет земля
цветами в шипах ему путь.
Заметили братья, что он -
любимчик отца, и за это
не жаловали пацана,
без исключения, все.
А после того как свой сон
поведал мальчишка, в ответ он
от братьев презренье познал
и ненависть - во всей красе.
Он часто нелепицы нес,
рассказывая сновиденья.
Нет-нет да и смысл доходил
того, о чем сны говорят.
«Сегодня я видел покос -
рассказывал он - и отдельно
увидел свой сноп впереди,
в ваши - по кругу стоят.
Мой сноп, вижу, прямо стоит,
а ваши снопы наклонились.
Кто скажет из вас, в чем тут суть?
Что сон значит в нашей судьбе?»
Вопрос прозвучал без обид,
но братьям он старшим - не в милость:
«Не хочешь ли ты намекнуть,
что мы поклонимся тебе?»
Еще он рассказывал так
за общим семейным обедом:
«Мне снилась небес глубина,
и солнце всходило с земли.
Когда снизошла красота,
за этим явлением следом
одиннадцать звезд и луна
вкруг солнца с поклоном пошли».
Поставив себя в звездный ряд,
отец за столом поперхнулся:
«Поклона ждешь! – так понимать
прикажешь нам всю эту муть?
Знать, правду кругом говорят,
что сын наш умом повернулся.
Вот – на тебе! ни дать ни взять,
отец бьет поклоны ему!»
Пошел за столом шум и гам
меж братьями, - каждый кричал
о том, что Иосиф наглец,
проныра, дурак и нахал!
Все-все подмечал мальчуган:
кто грех совершал невзначай,
тотчас дознавался отец
и воздавал по грехам.
Всех братьев Иосиф достал, -
отец это взял на заметку,
но все-таки благоволил
второй своей паре ушей.
Однажды в Сихем он послал
Иосифа сделать разведку:
как братья себя там вели
и что у них там на душе?
Намедни направил стада
пастись он, но сердце щемило:
вдруг вспомнит Сихем о былом
погроме? - все ладно ли там?
Иосиф пошел по следам,
но путь непогодой размыло,
и он, забредя в бурелом,
в отчаянье слезы глотал.
Попался навстречу ему
укрытый плащом незнакомец,
который все знал и еще
на местности не был профан:
«Чужие, спасаясь от смут,
ушли от Сихемских околиц, -
сказал человек под плащом, -
свой скот они гнали в Дофан».
Иосиф на радостях в путь -
дорожку пустился вприпрыжку
и вскоре увидел вдали
на выпасе скот свой родной.
А братья, успев отвернуть
с последнего горлышка крышку,
такой разговор завели,
при виде рубашки цветной:
«Вот наш ясновидец идет! -
сказал с раздражением кто-то. -
Опять будет воду мутить
и рыбку ловить для отца.
Тенёта вокруг нас плетет,
и нет ему больше заботы.
Да было бы мало убить
за эти дела подлеца!»
«А может, и вправду убьем? –
другой предложил ради смеха. -
Подбросим в какой-нибудь ров,
как будто бы зверь растерзал.
А можно столкнуть в водоем
с грузилом, – вот будет потеха!
Увидим, что выйдет из снов,
что давеча он рассказал».
«Не стоит! - вмешался Рувим -
брать на душу грех, лучше бросьте
в какой-нибудь ров без воды,
а мне нужно стадо пасти».
Он брата жалел и крови
боялся панически просто.
Что мог против братьев один
он сделать? – уж лучше уйти.
Окрасил закат облака.
Пришел к своим братьям Иосиф.
Они навалились гурьбой,
сорвали цветастый наряд, -
он так их бесил, как быка
злит красная тряпка под носом, -
столкнули в колодец пустой,
безбожно его матеря.
От этих веселых забав
проголодавшись немного,
они сели кушать свой хлеб,
когда увидали людей.
На полных верблюжьих горбах
висели баулы и ноги:
шел караван – глух и слеп
и к радости, и к беде.
И первый Ихуда смекнул:
«Что пользы нам, если убьём
мы брата, – какой в этом прок,
что кровь закопаем в песке?
Давайте сдадим, этак, ну…
за сорок шекелей внаём.
Товар продавать – не порок,
и поторговаться есть с кем».
На седлах дремали купцы
когда привели оборванца.
Какая-то там голытьба
его предлагала забрать.
Просили вдвойне наглецы.
Э, нет! есть реальные шансы
пристроить такого раба
за двадцать монет серебра…
Рувим, свои руки умыв,
ходил сам не свой от эмоций.
Но, как бы то ни было, он
деяния не совершал.
Не ждал он тюрьмы да сумы,
но брата проведать в колодце
заставил моральный закон,
и так пожелала душа.
Однако колодец молчал -
исчез из колодца брательник!
Поняв, что случилась беда,
одежды Рувим разорвал
и братьям в сердцах закричал:
«Куда вы Иосифа дели?
И мне теперь деться куда? -
со старшего спросят сперва!»
Решили козла заколоть
и кровь для улики добыть.
Вернувшись к отцу в выходной,
пришли о беде доложить:
«Вот кровь на одежде, а плоть
неведомо где, стало быть,
загрызли, - не брат ли родной
нам всем приказал долго жить?»
Глаза подтверждали слова, -
костюм сына отче увидел:
«О горе мне! хищник-злодей
Иосифа нашего съел!»
Свои он одежды порвал
и траурную хламиду
той ночью на чресла надел
и долго по сыну скорбел…
Тем временем сын в кандалах
дошел, наконец, Египта.
Измаильтянин-купец
там выгодно продал раба.
Но дар ясновидца в делах
невольных его не погиб там.
В любом деле парень был спец,
и вот улыбнулась судьба!
Купивший его господин
был царской охраны начальник.
Он так был доволен юнцом,
что вскоре доверил весь дом,
и новый приказчик ходил
везде как хозяин - с ключами.
А был он красивый лицом,
удачливый и молодой.
И обратила свой взор
на это жена царедворца;
Иосифу без лишних слов
приказ отдала: «Спи со мной!»
Но раб молодой за позор
почел выступать многоборцем
с хозяином в схватке полов,
предложенной мужней женой:
«Хозяин доверился мне,
но разве лишился ума я?
Простительно мне поиметь
любую вещь, но не тебя». -
Любвеобильной жене
сказал он так, не понимая,
что женская страсть это сеть,
которая губит ребят.
Да, женский недремлющий ум
тенёта плетет ежедневно,
используя весь арсенал
соблазна во имя любви.
Но если в силках тугодум,
то вместо любви явит гнев нам
влюбленной души глубина,
строптивцу войну объявив.
Вот раз по служебным делам
был в спальне Иосиф, и надо
так было случиться, что дом
на время совсем опустел.
Вдруг женщина из-за угла
обрушилась словно торнадо,
и в вихре любви молодом
одежда посыпалась с тел.
Оставшись в чем мать родила,
и после команды: «Ложись!» -
ошеломленный борьбой
боец с поля боя бежал.
Бойцы за такие дела
теряют свободу и жизнь,
а женщинам, само собой,
потерь этих вовсе не жаль.
Жена царедворца, храня
честь мужнюю от поруганья,
кричала во след: «Караул!
Насильничают на дому!»
Одежды раба приподняв,
как тореадор пред рогами,
устроила мужу разгул:
«Смотри, доверял ты кому!»
Когда господин услыхал
срамную историю в лицах,
конечно, он в бешенство впал,
в измене раба обвинив.
Мгновенно его вертухай
Иосифа бросил в темницу.
Вослед, как обычно, толпа
в восторге кричала: «Распни!»
Но бог к нему милость простер
и даровал благоволенье:
начальник тюрьмы усмотрел
что в деле Иосиф шустрит.
Работа бросает в костер
очарование лени, -
зачем же гореть на костре?
Пускай подчиненный горит.
Свалив все дела свои с плеч,
доверил начальник темницы
Иосифу в тот же момент
распорядителем стать:
колодников строго стеречь, -
всех, не взирая на лица! -
а сам, передав менеджмент,
ушел развлекаться и спать.
На грех как-то раз Хлебодар
и Виночерпий царя
в немилость попали к нему, -
проворовались, видать.
Случалось тогда господам
и жизнь, и свободу терять.
Сегодня тюрьму да суму
можно купить и продать.
И вот заключил фараон
двоих царедворцев под стражу
в тюрьму, где Иосиф как раз
за всех заключенных радел.
Но к узникам этим был он
особенно ласков и даже
по два раза на день матрас
стелил им среди прочих дел.
В темнице любой господин
становится вдруг человеком.
И надо же! - сняться ему
такие же сны, как и вам.
И страх – что там ждет впереди? –
трепещет закрытые веки,
и та же кошмарная муть
гуляет по их головам.
Однажды пришел, как всегда
с утра, к царедворцам Иосиф
и видит на лицах у них
все признаки тягостных дум.
«Что-то не так, господа? -
спросил он их. - Милости просим,
скажите, я мигом одним
вам все что угодно найду».
Сказал Виночерпий: «Мне сон
мудреный привиделся ночью.
Послушай его и ответ
попробуй какой-нибудь дать.
Перед виноградной лозой
я будто стою, а из почек
на всех трех ветвях лезет цвет –
ну, истинная благодать!
Лоза эта быстро растет,
и сочные ягоды зреют,
а я перед нею стою
и чашу держу с двух сторон.
Богат урожай мой, и вот
я сок выжимаю скорее
и чашу царю подаю,
и принял ее фараон.
Иосифу растолковать
сны вещие это пустяк:
«Три ветви – сиречь те три дня,
что ты проведешь под замком.
Вернет тебя царь в свою знать -
приступишь к своим должностям
и, царскую чашу подняв,
взлетишь ты опять высоко.
Так вспомни же и обо мне,
когда станешь сильным ты снова,
все злые наветы развей
и узника освободи.
Не по своей я вине
был в эту тюрьму замурован,
да не по воле своей
я дома в рабы угодил».
Его перебил Хлебодар:
«Да, сны объясняешь ты с толком.
Ну, так и мне расскажи
причину видений ночных.
Увидел я нынче кошмар:
на голове – три кошелки,
и выпечка в каждой лежит,
и птицы клюют хлеб из них».
Иосифу растолковать
труда не составило сон:
«Твои три кошелки - три дня;
они – твой последний приют.
Пропала твоя голова! -
отрубит ее фараон,
на дерево тело подняв,
а плоть твою птицы склюют».
А день третий праздником был, -
сам царь отмечал день рожденья.
Не обойдется никак
без Виночерпия пир.
И в этом контексте забыл
царь все его грехопаденья.
Нехай! - в мышеловке и так
не пропадет его сыр.
Но вот Хлебодару грешить
навеки отказано свыше.
Хлеб это же вам не вино,
и тут воровать не моги!
Возрадовался от души
тому Виночерпий и вышел,
забыв про Иосифа, но
наш друг все-таки не погиб…
Случается, что господин
становится вдруг человеком;
бывает, что сняться ему
такие же сны, как и вам.
И страх – что там ждет впереди? –
трепещет закрытые веки,
и та же кошмарная муть
гуляет по их головам.
Необъяснимые сны
пришли к самому фараону
и стали предметом забот
для всех августейших дворов.
То снится ему, как в речных
протоках из водного лона,
едва поднимая живот,
выходят семь тучных коров.
То снится, что в поле растет
отменного вида пшеница;
семь тучных колосьев на ней
наполнены крупным зерном.
Такая пшеница и скот,
казалось бы, к радости снится,
но суть беспокойства во сне
лежит в окончанье дурном.
Еще не успел знатный муж
своим насладиться виденьем,
как следом семь тощих коров
из той же реки - так и прут!
С востока в полях веет сушь,
и лезут худые, как тени,
колосья не в свой огород,
и толстых там тощие жрут!
Совсем изнемог царский дух.
Послал он гонцов за волхвами,
призвал всех своих мудрецов,
за глупости головы сёк;
от недосыпа опух -
ну, кто же благими словами
вернет ему снова лицо?
Кто фараона спасёт?
Конечно - наш скромный герой!
О нем Виночерпий вдруг вспомнил,
и в жизни героя настал
теперь судьбоносный момент.
Везет ясновидцам порой,
но с ними равняться слабо мне:
бывало, и я колдовал, -
не тот попадался клиент!
Примчался в тюрьму брадобрей.
Помыли Иосифа в бане,
одежду сменили, и вот
к царю привели в кабинет.
«Известен стал слух при дворе,
что снам ты даешь толкованье.
От снов что-то пучит живот -
тошнит от неясных примет!»
И как на приеме врача
владыка поведал рабу
причины душевных невзгод,
что сон ему наворожил.
Иосиф же все примечал –
свою и чужую судьбу.
На многие годы вперед
он уши-то насторожил.
И с толком ответил: «Что бог
дает нам, то он возвестит.
Увидел ты вещие сны,
виденья – одно к одному.
Коров ли ты зришь пред собой,
колосья ли будут расти,
знай, что в этом виде даны
ближайшие годы уму.
Семь лет впереди у тебя
довольствия и урожая,
а следом семь лет предстоит
стране твоей голод познать.
С востока ветра истребят
поля суховеем и жаром,
и скот кувырнется с копыт,
и опустеет казна.
Два сна - как две вехи в пути;
меж ними - дорожка прямая,
а значит, воистину так
исполнит господь. Только впредь
ты роль человека учти,
который судьбу понимает,
радеет на слабых местах,
умея сквозь годы смотреть.
Советую я назначать
разумного, мудрого мужа;
поставить его управлять,
все царство доверить ему;
от прибыли пятую часть
отчислить, - налог будет нужен
для фонда, - его потреблять
семь лет не давать никому.
Фонд этот позволит в стране
стабилизировать жизнь.
Разумный тогда человек
не будет на бога пенять.
Во время напасти извне
тот фонд отвори и держись,
пока в страховой твой сусек
опять не придет благодать».
Блестящий пример, когда шанс
использован на сто процентов! –
открыть перспективы царю,
при этом себя не забыть.
Понравился этот баланс
державному пациенту, –
экономический трюк
Египет не даст погубить!
«Не мог до тебя я найти
дар божий предвидеть судьбу», -
промолвил царь и повелел:
«Отныне же быть по сему! -
Египет пойдет по пути,
тобой предначертанном, будь
правителем в нашей земле,
подвластным лишь мне одному».
И перстень свой снял фараон,
рабу символ власти отдав;
цветное дал платье, плюмаж,
и цепь золотую надел.
И кланялись со всех сторон
ему царедворцы, когда
в Египте второй экипаж
катил к исполнению дел.
А было ему тридцать лет.
Для подвига - возраст достойный!
И он, совершая его,
Египет прошел – пядь за пядь.
Конечно, счастливый билет
достался герою, но кто нам
докажет, что не головой
своей он сумел его взять?
Земля же семь лет урожай
давала, как рог изобилья,
и в житницы зерна текли
большой полноводной рекой.
Налогом Иосиф прижал
крестьян – притеснял, даже бил их,
но полные хлебом кули
легли про запас на покой.
И хлеба скопилось тогда
не счесть - как морского песка,
но спуску крестьянин не знал -
налог отдавал как с куста.
Иосифу, - к его трудам,
не начался голод пока, -
детей подарила жена.
Манассия первенцем стал.
И тем именем выражал
отец благодарность судьбе
за то, что уже позади
остались несчастья и дом,
который, не дав ни гроша,
ни славы прошедших побед,
лишь шанс предоставил один -
свой дом строить личным трудом.
Семь лет изобилья прошло, -
не вечно ничто под луною, -
и голод на весь людный мир
вдруг ветер восточный принес.
Когда животы подвело,
народ встал голодной стеною
вокруг фараона: кумир -
объект почитанья и слез.
На горькие слезы людей
кумирам глядеть не пристало;
им лучше, создав менеджмент,
уйти развлекаться и спать.
И вот для проверки идей
Иосифа (это - не Сталин!)
настал подходящий момент
накопленный хлеб продавать.
Ну, блеск! Это ж надо суметь
сделать источником выгод
как изобилие, так
и недостаток. Ура!
Выставил хлебную клеть
голоду наш прощелыга.
Люди оплатят без драк
все, что собрали вчера.