1.
Моя надежда – мое безумье.
В нечеловечной попытке выжить
иду из дома. Я вышел в люди.
Я зверь колючий: мужчина – нежить, -
я только тяжесть,
я только в тягость,
я только тело,
ищу предела,
ищу плечо я,
и чтоб задело,
хочу столкнуться
хотя бы лбами,
чтобы поднять
мой резкий
.............истошный
........................взгляд,
чтоб поменять
направление
................моего
........................движения,
чтоб поменять
жертву
.........моей
................охоты:
«Хочу тебя!», -
..................«Что ты?!»
2.
Вещи – воши стоят угрюмо,
переступают угрюмо: трюмом,
пересекают утюжно, нужно,
комнатное стекло.
Вещей вошью грызу изюм я.
Можно? Как же…
..................Дрожат все струны,
барабаню по струнам нужным
дробное за окно:
- Отче, Боже,
ну от чего же
мне нелегко?
- Боже правый,
найди управу
на «далеко».
3.
Спеленут в сумрак.
Стянут как букет лентой.
Гнию.
Увядаю.
Прошел.
4.
Осень с востока тянется.
Осень все собирается.
Все хмурится, рвется, жмурится,
но не решается.
Может и ей уютно?
Как бы продлить минуты?
Рыжий с ржавым собрала в улицы:
она прощается.
5.
Я руку выстелил
под капель нож.
По лапам лиственным
стекает дождь.
Ладонью – ложкой
я глажу истину:
всю душу кошки
давно мне выскребли.
6.
Гроза за окнами.
Стекает твердь
на сумрак Оконный,
на окон клеть.
На зелень темного,
на заоконное,
на круговерть.
Как грузно мечется
деревьев плеть!
Метлою чертится.
Как рвется медь
огней стекольных!
Дробит неистово.
И поезд дальний
сзывает высвистом
полубездомных.
Но не успеть.
7.
Мне вот так хорошо с тобой,
Когда мягкой и узкой ладонью
По моей стороне груди
Ты рукою проводишь сонной.
Мне вот так хорошо с любой.
«Может быть». «Вы, конечно, правы».
Если ты собралась, уходи.
«Может быть». «Хорошо». «Забавно».
Я хотел для тебя сохранить
Этот жест. Такой странный, ранний…
Разговор расплетается в нить
Новых воспоминаний.
Я любой разговор расплету
В нити воспоминаний.
Я любую теперь прошу:
«Поцелуй меня!» Ранним рАним.
«Хорошо». «Только ты не забудь».
И ранИм. «Хорошо». «Я знаю».
И на новую сторону, в грудь,
Руку я положу. Играю.
Вспоминаю. Я помню все.
Эта память меня подводит
К той черте, за которой мы:
Белый снова сегодня в моде.
У черты, за которой мы,
Я останусь, забытый всеми,
И по левой стороне груди
Я тебя проведу последней.
8.
Нить рассвета.
Фонарной нити
смерть внезапная.
Тупая боль
вся под затылком,
и пальцы вилкой,
звенят бутылкой,
да звон ушной.
Все небо млечно.
Свет обесцвечен.
Мы не излечим
мой алкоголь,
и если холод –
мое лекарство,
я им отравлен.
Бульвар пустой.
Я извлекаю
треск из суставов,
осколки стекол
из мостовой,
стучу ботинком
по тротуару.
Я слишком поздно
спешу домой.
Вернись к утратам.
Верни награды.
Хоть доброты бы…
Хоть кто-нибудь…
Хоть пьян с утра ты…
Я пьяный лапоть.
Я продолжаю
свой млечный путь.
9.
Бросаю воду в лицо горстями,
прямо в глазное дно.
Бью воду о самое дно
........................зрения,
бью горсти о лицо временное,
крошу воду о мягкость тканей,
крошу ткани
скулами
...........истуканьими:
капли – крошки,
капли – осколки,
капли – иголки,
капли как камни.
Лицо в надрезах,
лицо в порезах,
в ресничной рези
глазного дна.
Лицо как спина.
Лицо как потрескавшаяся стена.
Как мне узнать,
с кем ты сейчас одна?
10.
Совсем пропала бирюза седьмого дня.
Совсем упала старая береза.
Закрой глаза.
Там все равно лишь сумерки,
лишь призраки предметов,
............................тени.
Я говорю с собой:
«Так странно верить».
Считаю:
«Так давно все умерли».
Я представляю:
тела их вызрели
и сыпет спорами
холодный ветер
в оплывшем сумраке.
На парапете
забытый плащ,
на нем забыт ботинка след.
Я представляю:
здесь верно кто-то выпрыгнул в ответ,
забыв о пистолете.
А, может, просто денег нет
на пистолет?
Я представляю:
Приходится вверять себя воде,
ее непостоянной глубине,
и смерть принять прозрачно, как во сне,
неоднозначно.
И все растет разрыв меж днем и дном,
и нечего оставить на потом,
только потомство, мотовство и ком
одежды грязной.
И стихи о жизни безобразной
оставить здесь,
на глубине они
..................мне не нужны,
я там побуду мертвым до рассвета.
Я представляю:
Что если прыгнуть вслед,
оставив на потом
второй подошвы след
и целый том
с подзаголовками:
«На смерть поэта»?
11.
Ты все время у меня спрашиваешь:
«Что такое твоя депрессия?»
Я отвечу.
.............Моя депрессия
началась, если самой страшной
видишь мысль о своем бессмертии.
Если с ужасом перекрашиваешь
фотографии перевешанные.
Если ты, перебирая вещи,
все выбрасываешь и выбрасываешь.
Если ты, получив ответы,
переспрашиваешь, переспрашиваешь.
Если сны за два лишних года
неожиданно стали вещими.
Если кожу на висках выбритых
зажимаешь в стальные клещи.
Если все, что тебе было дорого,
без раздумий готов отдать,
за хрупкую,
...............призрачную надежду,
- никогда и не существовавшую -
никогда не существовать.
12.
Только первый день октября,
а мне уже вновь ложиться
под капельницу весны.
Не все еще просыпав листья, лица,
сентябрь спешит остановиться
на прелом запахе усеявшей листвы.
Еще дожди не начинали сыпать,
а все уже спешит, спешит поникнуть,
рассыпаться средь птичьей суеты.
Пока еще не начались туманы.
Пока легка, прозрачна и светла…
Насыпал себе полные карманы
для голубей и прочего зверья.
Я топлюсь для них рассыпать манну,
для тех, кто остается, как всегда.
Я так хочу, чтоб зацвели тюльпаны
в начале проливного октября!
Ах! Если б мог,
...................я врачевал бы раны.
Я излечил цветы бы от плода.
Я б создал рай земной.
..........................Желанной
тогда бы стала осень для меня.
13.
Женщина уводит двоих детей,
растворяясь в октябрьской мороси,
грязи и темноте обшарпанной московской арки,
за которой не видно света, разве что серый цвет
чуть прозрачнее и шаги не так гулки.
Не так чутко.
Зазвучие.
Неисход.
Дождь все идет.
Такая выпуклая жизнь,
смытая со стен и стволов красота,
и дождевая тишина,
и дождевое безлюдие.
Послелуние.
Послелюдие.
Послечувствие.
Ощущение под ногами дна.
Женщина исчезла в арке.
Женщина ушла и увела за собой двоих детей.
Все стихло.
В каком-то смысле совсем ничего не осталось.
Не досталось.
Только дождь и улицы, пройденные под зонтом,
и улицы, оставленные на потом.
Но им от меня никуда не деться:
придет и их очередь быть пройденными.
Жизнь длинна.
14.
(Б. Пастернаку)
Тебя искал, искал тепла,
Сжимал объятья,
След спешно снятого креста
Искал под платьем.
Была нежна. Я крепко сжал
В руке запястье:
На место снятого креста –
Любви распятье.
Суровый Бог на потолок
Глядел со стула.
Да я виновен. Вышел срок.
Она уснула.
Теперь гляжу на комнат тьму,
На вырез неба,
Сжимая крест, шепчу ему:
«Ах, Боже, Боже, почему,
Я счастлив не был?»
15.
Море снега,
и только я
вдоль снега иду
....................берега.
Прибой,
бесшумный и ледяной.
Ищу оберег в груди:
«Изыди, милый мой,
изы-
........ди!»
Я все время берег ночлег,
строил на берегу снег.
Такой древний, такой тусклый свет:
фонари и туман лет.
Еще минута
..............и я миную,
больше у меня нет.
Даже Христу
в этой воде
не был сужден след.
Я утопаю в грязи.
«Вывози меня, кривая!
Вывези!»
16.
Воскресенье
Зима. Москва. И тишина
Поскрипывает половицей.
Она прошла сюда одна:
В метель, где ей укрыться?
Ее не нарушает стук
Дверей соседских. Пианино
Под ветром робких детских рук
Дрожит печально и бессильно.
Вода по кранам пробежит,
С шипеньем брызнет, рвано, хрипло,
И снова стихнет: как старик
Простуженный, в постели липкой.
Я с тишиной слился в одно,
Уже почти не существую.
Я как она. Вокруг темно.
Бегут минуты вхолостую.
Покой. Забвение. Исход.
Привал. Блаженство. Перемена.
Косой вся улица метет
И падают колосья снега.
Нас вымело в свои дома,
И вмерзли мы под одеяла.
Над нами только тишина,
И лампы светят в полнакала.
Все тянется; почти стоит.
Слова, решения, ответы,
Забыты, убраны в тайник,
Отложены почти до лета.
Воскресный день – вот тот бурлак,
Что тянет жизнь, что тянет время…
..................................
А может, он дотянет нас вот так
До самого Христова Воскресенья?
17.
Возле денег всегда
соберется толпа.
Деньги выйдут к ним
в лице старика,
упрятавшего в закрома
жира
свои потроха,
спрятав усталость
в отвороты мундира,
теней воро-
..................ха.
Большего всего,
остального на свете
он боится сортира
и января,
и, может, не зря:
это трудное время его
жизненного календаря.
Слетятся,
толпятся,
гноятся,
мечут глупости как икру,
мечут игру,
мечут слюну,
упражняясь в собачьей радости,
ласкают его: мамо-
...........................ну, -
новый Спаситель,
.......................апостолы жадности
не знают вины и греха.
Слабые люди совсем
.......................не знают усталости.
18.
По надрезу стекает березовый сок.
Почему-то мне кажется:
..........................он должен быть красного цвета.
По деревьям осыпался лиственный зелени шелк.
Почему-то я спрашиваю:
..........................как я дожил до лета?
Я затылком уперся в березовый ствол
и вдыхаю в два горла горьковатую свежесть.
Почему-то я спрашиваю:
..........................где я? Это мой дом?
Почему-то подумалось:
..........................деревенская нежность.
И опершись щекой о пергамент коры -
сухой, как ладонь двухсотлетней старухи –
я спросил у себя:
...................кто же ты?
.................................Что же ты,
почему не опустишь руки?
19.
Разговор с муравьем.
Удобно устроившись на ветке яблони,
Я спиной ощущаю изгиб ствола,
Позвонком прирастаю к древу.
Ноги вытянув, муравья
Я склоняю с утра к побегу.
...................................
Давай, муравей, убежим,
Давай будем жить как надо,
Давай мы с тобой избежим
Всеобщего листопада.
Вот ты тащишь листок в свой дом,
Так уверенно и проворно,
А что станет с тобой потом,
Когда смерть вдруг возьмет за горло?
Что ты вспомнишь? О чем всплакнешь?
И какие задашь вопросы?
Или просто пойдешь под нож,
Не осмелившись дальше носа?
Вот смотри, там сосновый лес,
Там с деревьев не сходит зелень,
Давай там построим навес
Из смолистых сухих поленьев.
Давай проживем сто зим
Средь пахучих больших иголок,
Давай мы себя посвятим
Тайнам леса. Ведь век недолог.
Давай разорвем мы круг
Ежедневности. Я знаю, сможем.
Давай мы отменим труд
Ради жизни. Ведь все возможно.
Вот скажи, ну зачем ты строишь
Муравейник почти до неба?
Давай лучше будем спорить
О природе вещей и хлеба.
Как же мне объяснить тебе,
Что не лошадь ты в этом цирке!
Я ребенок? Так что с того?
Этот круг прочертил лишь циркуль.
Ну так что, ты уже готов?
Я тебя отнесу, не бойся…
А считалось, не знаешь слов…
Что ж ты сразу на меня не бросился?
Вот зачем ты меня искусал?
Зачем искусал ты руки,
Что свободу тебе несли
От муравьиной судьбы и скуки?
.........................................
И я уже совсем, было, собрался устроить драку с этим муравьем…
Но устав видеть солнце в подмосковной пыли,
Устав взглядом мести дорогу,
Я глаза закрываю. Ползи
Муравей. Возвращайся к работе. С Богом.
Я тебя все равно обманул,
Нет в побегах никакого смысла,
Потому что сожгут сосну,
И осыпятся ночью листья.
20.
Что же мне делать,
если от всей моей веры
осталась слепая в залипшие в памяти сны?
Вера,
которая обманула меня уже в 100-ый,
.......................................может, в 100тысячный раз
на пороге этой весны?
С чем я войду в 33-й мой год?
Год, в который Христос пересек полусумрак ворот
и вошел в последний свой город.
Солнце льет мне тепло за ворот,
мне, как и всем, ему все равно,
ему мое безверье неведомо.
Я хожу среди людей босиком.
Уже очень давно я ни с кем из них не знаком.
Я не пришел к безверью,
...........................я заблудился в нем.
Я словно ошибся дверью
и вошел в незнакомый мне дом.
Я остался совсем один.
Как зверь в последней из своих долин.
21.
Мне так не хватает рук
балованной девочки,
которая теребит рукав
и требует, отцовский закон поправ,
все зная о ненаказании.
Мне так не хватает глаз
балованной девочки,
которая ждет рассказ
о любви принцессы и принца,
которых ждало несчастье.
Мне так не хватает жеста,
которым моя девочка,
отбросив со лба волосы,
(так отбрасывает фату невеста)
мне напомнит о моей нежности
и ее надо мной власти.
И никогда мне не хватит голоса
балованной,
...............моей девочки,
которая, заплетая волосы,
перескажет мне всю историю,
не испытывая мою любовь.
22.
Я вынес из дома килограммы газет:
время за множество лет;
суета, пустота, спрессованные до состоянья галет.
Сотни тысяч одинаковых слов,
откровения докторов
поросших быльем наук,
миллионы сцепленных букв,
лишенных права на общий смысл,
расплывшихся в черный круг,
пляшущих перед глазами.
Качает рука килограммы
оплаканных мук.
Я повторяю гаммы
шагов. На пути от дома до урны
я выбираю предмет
для переливания пустого в порожнее:
«Почему на словах описанное
почиет мирно,
а сохраненное памятью нет?»
«В чем состоит секрет
претворенного
в сотворенное?»
«Почему рана,
единожды нанесенная,
в результате последующих размышлений
непременно должна быть разодрана
до будущих поколений?»
«Будущее –
это только проросшее прошлое,
или чудо, с небес ниспосланное,
которое необходимо принять?»
Похоже, что все, чему я успел научиться,
это ставить вопросы,
пока выношу мусор.
И еще не читать газет.
Есть овощное пюре без вкуса.
И соседей не замечать.
23.
Паутина дрожит под тяжестью солнечного света,
под напором солнечного ветра.
Блики осыпали землю,
обрызгали,
и стекают по ней, как вода стекает по коже: причудливой змейкой,
оставляя щекочущее чувство прохлады и чистоты.
Обрызгали землю, как обрызгивают комнатные цветы,
и затем те поднимают листья.
И здесь то же: все поднимают взгляд,
запрокидывают голову и щурятся, улыбаются хотя бы глазами,
растягивают глаза, как губы, озорно и беспомощно.
И здесь так же: ощущение прохлады и чистоты,
грязь пружинит уже под ногами и есть ощущение,
что я поднялся над ней,
и если не преодолел,
то оказался выше,
хотя бы на размер подошвы.
Солнце подарило мне хорошее чувство,
и я снова радуюсь,
на этот раз - этой весне.