(написано по мотивам стихов, выставлявшихся на Еже Писах Писах, и комментариев к этим стихам)
- Отвали! – Гена был разъярён не на шутку. Испуганная девица из числа тех, что сопровождали его из Штатов, забилась в угол купе, натягивая на себя простыню.
- Нет, ну это же надо! – Гена вскочил, стукнулся головой о верхнюю полку, тихо взвыл и, держась за голову, стал метаться по тесному купе, – Недотрога, думал, выделывается, думал… Надо было тебя за борт ещё в Тихом океане сбросить, педрила!
- Я не есть виновата, я не думаль, что ти такой нетерпеливий, я думаль, что это такой флиртовать, есть игра такой, очень интересный. Я просто транс…
- Убью, – тихо и страшно сказал Гена, наклонившись, - Лучше сразу заткнись. Я первый раз в жизни прокололся…
- Тебе так быль нравилься мой грудь…
- Нравилься, - передразнил Гена, - но мне совсем не понравилься то, что я обнаруживайт в твоих кружевных трусиках, зараза! Значит, так. Через несколько часов – Красноярск, ты там выходишь, и исчезаешь с глаз моих навсегда. Понятно?
- Не-эт, непонятно, что я буду там делять?
- Тьфу, сука, действительно, пропадёшь же.
- Сука есть самка собака, зачем так сказаль?
- На кобеля ты всё равно не тянешь. Слушай сюда, я злой, но добрый временами. Ты что-то гнала, тьфу, гнал, что в модельном бизнесе работал? Так вот, я тебя пристрою в агентство, будешь жопой на подиуме вилять, шмотки показывать. Усёк?
- Это есть интересный работа, но где будешь ты?
- Я будешь далеко-далеко, я буду забывайт тебя навсегда, поняль? И если ты хоть кому-нибудь брякнешь, что встречался со мной, я тебя найду и съем твою печень. С фасолью.
- Но я в тебя почти влюбляться!
- Ты. Будешь. Влюбляться. В кого-нибудь. Другого. С твоими данными ты точно не пропадёшь, если даже мне мозги запудрила.
- Я не понималь про пудра и мозги!
- Я твои мозги на пудру пущу, если обломаешь мне всё дело, поняла?!
- Я поняль, - из угла купе донёсся всхлип.
- Скажу Вам честно, - Гена доверительно наклонился к вальяжному владельцу модельного агентства, - модель высший сорт. Работала в Соединённых Штатах и Европе. У самого Лагерфельда шмотки показывала.
- Да-а-а, неплоха, - презрительно топырил губу владелец, - но не высший класс. Ну-ка, детка, пройдись ещё раз! Да-а-а, задок тощеват, тощеват…
- Подкормить её немного и округлится, - пожал плечами Гена.
- Как это – «округлится»? - подозрительно посмотрел на него владелец, - Вы говорили, что много лет являетесь агентом, а говорите какие-то странные вещи…
- Шютка! – вывернулся Гена, - Профессиональная шутка!
- Да-а-а, юмор я ценю, - задумчиво протянул владелец агентства, - Так сколько, Вы сказали, Вы просите за досрочное расторжение договора с ней?
Гена назвал сумму. Владелец агентства хмыкнул. Гена в пятый раз рассказал про Лагерфельда, Шанель, и про личное знакомство с Наоми Кемпбелл. Владелец пошевелил бровями, не отрывая взгляда от модели, терпеливо расхаживавшей по подиуму. Гена пожаловался на трудности в бизнесе и напомнил о том, что совершенно отходит от дел. Владелец написал на бумажке свою сумму. Гена схватился за сердце…
…Всего через полтора часа ударили по рукам. Владелец агентства вызвался лично проводить новую модель до отеля, а Гена, с трудом сохраняя на лице скорбное выражение обманутого вкладчика, помчался на вокзал.
- И тут я начинаю ему втирать! – радостно заржал Гена, - За час развёл его, как пионерку. Теперь баблоса нам до самой Москвы хватит!
- Гена, обмыть надо бы, - Ланге вопросительно смотрел из коридора.
- Вам бы только обмывать, - раздался голос с верхней полки.
- Миронова, не спорь со мной! – стукнул кулаком по столу Гена, - На ближайшей станции затаримся, и гуляем всю оставшуюся дорогу.
Вся честная компания радостно зашумела, только Света взялась за виски, сокрушенно качая головой.
- А когда ближайшая станция? – спросил Серж.
- Вроде через три часа, - пожал плечами Хан, делая попытку выбраться в коридор.
Вдруг застонали тормоза, всех ощутимо качнуло – поезд стал сбавлять ход.
- Останавливаемся, что ли? – Одиссей удивлённо смотрел в окно, - Поля сплошные вокруг.
Казалось, что поезд действительно остановился в чистом поле, однако, когда вся честная компания выгрузилась наружу, обнаружились и небольшое вокзальное здание, и скверик рядом с ним, и непонятные скульптуры на привокзальной площади.
- Надо аборигена найти, и сориентироваться на местности, - протянул Ревский.
- Помочь чем надоть? – раздался голос сзади. Как из-под земли, нарисовался чудной мужичок, бородатый, с всклокоченными волосами, в косоворотке, телогрейке и кирзовых сапогах, вида, прямо скажем, диковатого.
- Отец, где тут очаг культуры в виде ресторана? – похлопал его по плечу Фридман.
- Нетути ресторанов здесь. Отродясь не водилось. Пиво есть, хорошее, местное. Проводить?
- Да-да, если можно, - улыбнулся Георг, - и эти памятники ваши посмотреть бы интересно.
- А это можно! – оживился мужичок, - Пойдёмте. Пиво аккурат на площади продают, а я вам и про памятники нашенские расскажу.
На площади компания разделилась. Ланге, Ревский, Хан и Одиссей отправились за пивом, а остальные последовали за мужичком.
- Хоспидя, что это такое? – изумлённо спросил кто-то.
- Вечный всуй, - радостно ответил мужичок, - символ плодородия.
- Очень реалистично, - прокашлялся Георг, - очень. М-да, фаллические символы часты в мировой культуре.
- Да-да, - улыбался мужичок, - у нас тут всё культурно, по-народному, так сказать, как мы есть корнями в своей земле…
- А кентавры тоже корнями тут? – ехидно спросил Никола, - Причём коленепреклоненные.
- Никола, это кентаврица, - осклабился Фридман.
- А ты куда смотришь? – спросил Никола, откровенно заглядывая под брюхо кентавру.
- На человеческую часть, а ты куда? - удивился Фридман.
- А я – на конскую…
Несколько секунд вся компания с интересом изучала несоответствие двух частей.
«Что-то мне это напоминает», подумал Гена, но ничего не сказал.
- Что удивительного? – засмеялся мужичок, - Это Музопегас, удовлетворяющий Поэта.
- А где Поэт? – ошарашенно спросил Георг.
- Общественность заставила убрать, сказали, что срамно получилось, - вздохнул мужичок, - Я два дня пил с горя.
- Так это – Ваши скульптуры? – удивился Никола.
- Да. Мои, - сокрушенно покачал головой мужичок, - Я тут самый творческий человек, так сказать. Стихи пишу, скульптуры ваяю, талант реализую свой во всей его первобытной красе. Вот посмотрите – моя гордость!
Мужичок указал рукой на самую большую скульптуру, изображавшую человека с непокрытой вихрастой головой. Человек этот сидел, прислонившись к стогу, и держал на коленях ноутбук, от которого тянулся провод к мобильному телефону.
- Да, самый реалистичный памятник, - покивал головой Георг, - никаких метафор. А кому он?
- Сергею Есенину, - торжественно произнёс мужичок, приосанясь. Наступила томительная пауза.
- А при чём здесь ноут и мобильник? – наконец нарушил молчание Никола.
- Так памятник-то называется «Есенин наших дней»! – ответил мужичок, - Вот если бы Серёжа жил в наши дни, так непременно он бы вышел в чисто поле, сел бы к стогу, и писал бы про природу нашу русскую, а стихи публиковал бы через энтот Интернэт…
Издалека донеслись звуки гармони и женский визг.
- Оть, опять танцульки начались, - ухмыльнулся мужичок, - Почитай, кажный день, как дело к закату, наши девки на танцы собираются. С мужиками у нас-то недобор. Я, да Пантелеич, оба уже, так сказать, без агрегатов, чтоб плясать, так они друг с дружкой вытанцовывают. Пантелеич только им на гармошке наяривает, а они ему – кто стакан поднесёт, кто сала шмат…
- Поезд, поезд!!! – раздались крики. От пивного ларька, таща два молочных бидона, к тронувшемуся поезду бежали, насколько возможно быстро, Одиссей, Хан, Ланге и Ревский. Вся честная компания сорвалась с места, только Гена задержался на секунду, наградив мужичка медалью «Самобытному таланту от потрясённого еврея». Запрыгивали уже на ходу, чуть было не потеряли один бидон и споткнувшегося Ланге, но спасли обоих. За всеми этими хлопотами никем не замеченной осталась табличка на вокзальном здании – «Обалдуево».
- Ф-фу, удачно успели, - Ревский разливал одолженным у кого-то половником пиво по кружкам, - А где Северинка?
- Она сказала, что мы ей надоели своими пошлостями и пьянством, и осталась в этой деревне, типа, там воздух чище, - ответил Фридман, обсасывая хвостик от воблы.
- Танцульки, опять же, - сказал кто-то.
- До Бобруйска ещё далеко, догонит, может. Ну, за самобытность! – поднял кружку Ревский, - И, кстати, разбудите Сальвадора, он всё проспал на этот раз.