Измученный предчувствием дурным –
беспомощностью пресной измочален.
(О, как бы нам с тобою – без печалей,
когда бы небо не было иным!)
О чём я? – Да, пожалуй, о любви.
О прочем петь и жалиться не стоит,
ведь всё-всё-всё вокруг – пустым-пустое,
опричь причинно-следственных лавин,
нас прячущих привычно с головой
в – себя самих; и – в жуткую истому, –
где ты кричишь совсем уж по-простому:
«Я свой! Ей-ей, товарищи, я – свой.» –
Кому? – Неважно. Главное: кричи.
И бейся эпилептиком прилежно.
Хотя расплата ждёт, и – неизбежна.
И не помогут церковь и врачи.
А вот бы так душой переболеть,
чтоб – без последствий, и – без осложнений:
разинутого облачка нежнее,
поношенными ризами белеть! –
(«Эге, махнул! – с калачным рылом в наш
евро-свинарник? – Тормози, утупок!») –
Однажды опрометчивый поступок
берёт ладью судьбы на абордаж, –
что, в общем-то, и правильно, зане
мы не умеем знать пути спасенья.
А сумрачной души ночное пенье
слышней – безоговорочно! – извне.
За всё-за всё Тебя благодарю
(Как тяжело Тебе, должно быть, с нами!),
и влажными припухлыми губами
шепчу прости помилуй говорю…