Элегия

Нектор Пупыряхин
Чтоб выявить значительность момента
и – вместе – дать почувствовать одышку
состарившейся вечности (увы!
отчаянье подчас верней привычки), –
вот Некто, в качестве эксперимента,
и разошёлся (явно выпив лишку),
как – все мосты болезненной Невы,
ужав «пространство» в жирные кавычки
(попутно время выделив курсивом)… –
Со стороны, бесспорно, некрасиво!

Конечно, оставаться посторонним –
и безбольней, и проще, и комфортней
(буквально в двух словах: «подите прочь!»);
ещё приятней – слушать комплименты.
Ну, слушай: «Некто раз послал вороне
кусок дерьма» (изысканнейший фортель,
не правда ль?)… – Милый, чем тебе помочь,
рассыпавшемуся на элементы,
что составляли ссыхлущее тело? –
(Не я, но – смерть: «прости, я не хотела».)

Что – человек? – – кромешный промежуток,
совокупленье вечности и точки,
источник концентрических кругов
тепла, дыханья, голоса и пульса. –
Короче: эхо, чей распадок – жуток,
понеже для наиважнейшей строчки
не остаётся времени. И – слов.
(Давно учила мама: «не сутулься», –
я выпрямлялся. Тут же: по хребтине
мне – жизнь.) – Как не завидовать рептильям?!

…Я кутаюсь в дырявую куртёнку.
Сухая вьюга лихо хлещет в рожу.
Да мне бы только перезимовать! –
хоть на помойке (вдруг – кусок колбаски?)
недо-живым заброшенным котёнком… –
Вам не нужна моя любовь. Так что же? –
Мне есть, кого любить, помимо вас.
Мне есть, кому мяукать на ночь сказки,
и кто – погладит (пусть и против шёрстки). –
Судьба жестока, вот душа и жёстка.

Любовь ли перевёртышем картавым
вздымает страсти грузное цунами,
смывающее полматерика?.. –
Но – ша! Молчу. Не то – навзрыд заплачу,
опять поправ приличья и уставы… –
Ведь до сих пор следит, слезясь, за нами
кошачий хищный глаз ростовщика,
ссужающего под процент удачу.
(Наивные, кому мы доверяем?!) –
Замри! в носу привычно ковыряя.

Нет, не любовь! – поскольку: вероломство,
варфоломейство права первой ночи –
уродство, растворённое в крови,
есть движущая сила всякой власти.
На этом мы, давай-ка, и прервёмся,
измятый детством голенький кленочек,
соскучившийся по большой любви
и сохнущий в разгуле любострастий,
что понуждает: грохать, дохать, охать… –
Сему есть имя правильное – «похоть».

Безволием уютным ты изнежен. –
Эпоха опошления трагедий,
безвременье скругления углов
тебя убили. – Точку ставить рано.
Отточие?.. Пожалуй… – Белоснежен
(ты помнишь?) – в задушевнейшей беседе
твой чуткий взор (я – помню!), но смугло –
чело (точь-в-точь, у нового барана,
бодающего старые ворота). –
Прости. Прощай. (Хотя и неохота.)


P.S. Каким изгибом въедливых фантазий
 рождён ты? Что тебя накуковало-
 наглюкало? Зачем – ты? И к чему
 с тобой столкнулся Некто, как нарочно:
 сноп искр из глаз – два сноба – два барана
 (а просится: «в экстазе»!) – два провала
 сознания?.. Не учит ничему
 нас жизнь (уж Некту-то, я знаю, – точно!) –
 
P.P.S. И всё-таки, перемогая плоть,
  душа щемит: «спаси – тебя – Господь».