Мне следует забыться и уснуть.
Рассвет смелее взялся за огранку
Еще дремотных листьев, спозаранку
Озябших и продрогших. Скоро в путь.
С молчанием лиловых сгустков тьмы
В нас проросло ученье гордых сфинксов.
Как контрфорсы игрекам и иксам,
К воде бредут Орфеи и Нарциcсы –
Склоняются. Актрисы из кулисы
Им что-то шепчут про моток тесьмы.
Нить Ариадны - из небытия
В грядущее - свое ведет безмолвно.
Прогорклый ветер задирает волны,
Соль прежних дней подняв из забытья.
Срываясь в тонкий плач, скрипит флагшток.
На реях чайки цедят взглядом берег.
Он далеко. И я в него не верю,
Его земля уходит из-под ног.
Его росой так истово блестят
Багрянцы слив, налитые истомой
На деревах, попарно сбитых в ряд
Вдоль неприметных троп, ведущих к дому.
И дом весь спит, дыханьем мерным взят,
Со всех сторон объят кленовой купой.
И я в нем сплю, как двадцать лет назад,
И что-то про моря лепечут губы.
Издалека, с ахейский ратных дрязг,
Из недр адриатической пучины,
В рассветной охре кленов слышен лязг,
Бряцание троянской сбруи. Чинно
Гекуба смотрит на Приамов пир.
Но хмурится – ветрами день засеян.
И скоро, скоро грянет Одиссея,
И пошатнется на своих ступицах мир.