На смерть поэта

Roscov
 
 * * *
 

«… и что в жизни одна только цель –
 гнать вперёд без оглядки и цели…»
 (Н. Антонов)

 _ _ _


Был поэт у нас – Колька Антонов,
неплохой, между прочим, поэт.
Он во время далёкое, оно
сельским парнем пятнадцати лет
отравился стихами чужими…
А к неполным годам тридцати
уже голос имел свой и имя
и ему открывались пути
на Парнас. И в сравнении с нами –
областными поэтами – он
был на голову выше. Стихами
Николая и я был сражён
в своё время с моим - тем - умишком,
если честно – убит наповал.
Ну а он свою первую книжку
мне в деревню по почте прислал.
Да, хорошее было начало
у него – безо всяких прикрас:
Кольку даже в столичных журналах
напечатали несколько раз,
что престижно. И критик столичный
про Антонова тиснул статью
в своей книжке. Всё было отлично,
и стоял бы Никола в строю
поэтическом, если не в первом,
то уж точно – не в третьем ряду.
Но поэты такие, наверно,
в общей массе… Себе на беду,
возомнив, что неможно без водки
жить – творить-то уж точно нельзя! -
(у поэта и так век короткий,
тут ещё доброхоты-друзья,
что за честь почитают с ним «вмазать»:
«Будет всё, только ты пожелай!»)
потихоньку, конечно, не сразу
горьким пьяницей стал Николай.
От коллег начал он отдаляться,
стал в приличные домы не вхож.
…А стихи продолжали писаться,
это верно – талант не пропьешь!
Ну а так, как он был пофигистом
(может, раньше и не был, но стал),
стало творчество Колькино чисто
хулиганским – его ни в журнал
не возьмёшь, не поставишь в газету:
там, хотя и талантливый – мат.
Он бродяжил по белому свету,
и никто были Николе не рад –
и ни дети его, и ни жёны,
(у него было несколько жён).
Колька умер не пулей сражённый –
он был змием зелёным сражён
в полста пять полноценных годочков:
(индивидов киряющих бич -
в его жизни и творчестве точку
враз поставил инсульт-паралич).
Он в каком-то заброшенном доме,
недвижим – ни рукой-ни ногой
шевельнуть, при сознанье – не в коме,
в холодрыге, и день и другой
и четвёртый лежал. Пока кто-то
из бомжей его там не нашёл.
И на койке больничной всего-то
ночь прожив, Николай отошёл
в мир иной. То, что он – на кладбИще,
я узнал через несколько дней…
Мы с товарищем дали по тыще
на поминки его – не жене,
а случайной старухе, с которой
был у Кольки последний роман.
Забивался к ней Колька, как в нору,
когда пуст был дырявый карман
его брюк. И вот эта старуха
хоронила Николку – одна
и одна: «Будь земля ему пухом!» -
пожелала, и стопку вина
на могилку пристроила… Колька,
помнишь время? – ты жил хорошо -
сколько было приятелей? Только
на могилку никто не пришёл.
Смерть твоя стала временной пищей
пересудам – кто помнил, кто знал.
А какая-то жалкая тыща,
что тебе на поминки я дал,
знаю точно: она не искупит –
нет! – моей пред тобою вины,
даже с тысячей долларов в купе
Все тебе мы чего-то должны,
все, кто пил с тобой водку в том веке
пред тобою немножко в долгу
(если мы пред собой – человеки!)
но цены я назвать не могу…

 2006 г.