Я сквозь воздух выбивал себя,
Стать пытался прочнее льда.
Мимо связок свой голос вил
Может, связки им одарил.
Получилось - ни рожь, ни нож,
Не искатель, не продавец,
Кто же это? –себя спросил.
Оказалось – душа моя.
Я стал духом, и легче пить
Дребедень – реалий пуп.
Представлять, что, дескать, гранит
Обладает способностью губ.
Говорить, что вулканов визг
Мне приятнее ласки твоей.
Убивая, кричать: «Родил!»
Умирая, твердить: «Жив».
***
Те, кто отмечены свежей гордыней,
С блеском в зрачках
Истекают сладкой водой.
Те, кто забросил гордыни устье,
Бродят сонной лощиной ума.
Я – из вторых, мама, летучих,
Слышишь, как бьется в зажатии сердце,
И бродит снег по закоулкам,
По новогодию камня Москвы?
Я не смелею, и не добрею
Страхом забита
оценочно-рыночная
жизни моей река.
Но говорю: «Люблю, люблю, жизнь моя!»
И ем каравай из соленых детских утр пустых.
С правдоподобностью бомжа
Пою: «Ты прекрасен, несправедливый мир,
Тем, что не замечаешь меня».
***
Хриплым звуком узкокрылым
От порога до игры
Расплываются строптиво
Мыслей моих росчерки.
Гулом дробным вдрабадан
Люди улыбаются.
Шару черному в себе,
Что поет лукаво:
«Хе-хе-хе… Вонзился я
В ваше казначейство.
Ныне буду выбирать,
Кто – наверх, кто – в пекло».
Глупость?! Так ведь, мама?!
Я не знаю, где весна.
Где тепло, где сера?
Я не знал, что на витке
Разночтенья создают
Головокруженья
Зрительного зала.
И, конечно же, ты сам
Пляшешь, говоришь на сцене
Но - в оценочном ряду
Черных шарликов.
В темной дырочке.
Вот , ба, жизнь!
Либо возле, у портала,
Вовсе, или за кулисой,
У столовой с коньячком
Белофартучна словесность.
Отсмеялся, может быть?
Вот, ба, жизнь, мама!
Скажешь, нет, ты?
Но, рожденный этой вехой
Должен я принять ее
Дабы завтра
Ближе к поднебесью
Петь на солнце с верой.
Так и тянет спеть браваду
Вопреки себе
О самом себе.
Тянет, вянет, порождает
В утреннем разливе солнца
Воздуха свинец
Оловянное расстройство
Мыслей разных лет.
Мама, посмотри на город!
Новогодние огни
Ослепили развращенной чистотой-
Паранджой резиновой.
Взорванные ревом,
Топают по землям тучно
Люди, кутаные в хмель.
Молят Новый Год:
«Дай нам первенство в кругах,
слитых из желаний».
Слышишь, мама, души молят:
«Дай! Подай! Допусти – пройти - сквозь!
Открой, умойся сапогами нашими,
Раскрывайся, вянь в земле,
Не умирай, ты еще нам нужен,
Непонятый, живой».
Лестно. Черт бы их попрал -
Сам бы обожился…
Мама, с новым годом!
С новым годом, папа!
С новым годом, брат!
Я не Бог, не мученик,
И не скользкий, не рябой,
Не святой, не прочный,
Может, и порочный…
Сброшу всех оценок руки,
Скажут: «Холостой!»
Нету звуков, только слухи
Да грозят вокруг вампиры:
«Дай напиться из тебя, тобой…»
***
Увековечив себя письмом в пустоту,
Выхожу на мороз, белоблеск и покой.
Позвонят, отзовусь просящей строфой:
«Я люблю, но позвольте не чувствовать слабость».
На такси, сигаретах, на витражах -
Льда потоки, слюнная слюда,
И коньяк промеж горла,
Как пробка трепещущей связки.
Глохнет звук, слух ослаб,
И младенец еще не родился,
Больно? Нет, все же терпимо.
Сладко? Только не сблюй.
И любовь - воняющим лоном.
Смерть ли? Э, нет…
Животрепещет труп.
***
Стерва на крючке держит мое дышло,
Да орет скрипуче из динамика вахтер
Утреннюю сказку.
Мама, на гондоле уплывая в облака,
Чушесловь свою затыкаю в рыло
Умненьким поэтам…
Мальчик-с-пальчик в голубой стреле,
Бабка – в гриме - вылитый Кащей,
Моцарт и Кириллов.
Гаснущий фитиль.
Колобок в струне.
Симфонично бденье?
Станцы, станцы,
Вертепанцы.
Зарифмую все в свое, -
Станет моим миром.
Салочки по пьяночке,
Рифма, рифма, рифмочка,
Путностью путанная запутка.
Незабудка…
Бал мой маскарад.
Что? Штампованно, ублюдки?
Напоил? Теперь проблюйтесь.
Спелся говнодав со светом.
Паралоновая шлюха
С ними в трио обратясь,
Побледнела, стала рифмой
В королевской ложе (…..)