КНИГА СТИХОВ
О предыстории моей КНИГИ
Когда я, возвращаясь из очередной командировки, на высоте десяти тысяч метров над землей смотрел в иллюминатор, за которым клубились, сменяя друг друга формой и окраской, облака, открывая то зелень сибирских лесов, то синеву рек, я понял вдруг, как Станислав Лемм пришёл к мыслям о Солярисе.
Как все просто и причудливо в этой жизни!
Долетев до Москвы и доехав до дома, я расцеловал старенькую маму, которая в очередной раз дождалась моего возвращения. Последовало обычное приглашение к столу, но что-то в глазах мамы было необычно, она смотрела на меня какими-то другими глазами, и, отложив нож и вилку в сторону, я задал ей прямой вопрос: «Что случилось?»
«Всё нормально, поешь с дороги», - ответила она. Но я настаивал и услышал горькую весть, что она встретила в поликлинике мать друга моей юности, которая и сказала ей, что её сын – мой друг и ровесник – умер незадолго до этого, немного не дожив до своего пятидесятилетия…
Мы были дружны долгие школьные и студенческие годы. Вместе занимались, вместе гуляли с овчаркой моего друга, вместе летом играли в теннис и катались на велосипедах, а зимой на горных лыжах. Вместе ходили в театры и на вечеринки, вместе уезжали на зимние студенческие каникулы...
После окончания институтов жизнь разбросала нас: я подолгу работал и жил на Востоке, а мой друг женился на девушке из туманного Альбиона и уехал к ней на Запад. И мы лишь изредка встречались, когда одновременно летом приезжали домой, в загородном поселке. Там у моих родителей была дача, и там же родители моего друга ещё в наши школьные годы тоже купили дачу, чтобы, как мне казалось тогда, мы с моим другом были ближе друг к другу, а, следовательно, не так часто рвались уехать и оставить их, родителей, без нашего присутствия.
Весть о кончине друга не то, чтобы потрясла меня, а как бы заморозила. «Этого не может быть, - твердил я себе, - этого не может быть…» Потом стали приходить разные другие мысли, которые не успокаивали, но заставляли держаться… Потом эти мысли стали выстраиваться и требовать, чтобы я их записал. И я стал их записывать.
С молодости я имел склонность формулировать мысли не в прозаической форме, а рифмовать их. Когда я влюблялся, я писал девушкам стихи, и их накопилось немало. Стихов, я имею в виду. Целый фолиант перепечатанных на машинке и уже пожелтевших от времени страничек.
Женившись, я продолжал писать нежные стихи жене, но перед рождением нашего первенца – любимой и желанной дочери – я написал грустное стихотворение, которое как бы подводило черту под этим моим занятием, и долгие годы ничего поэтического не писал, так, разве что шутливые поздравления по случаю.
Но смерть друга неудержимо повлекла меня к прежней привычке формулировать мысли в стихах. Вот только содержание их стало иным. Да и в своих ранних стихах я обнаружил строки, которые перекликались с этим моим новым мироощущением.
Когда подобных стихов накопилась целая тетрадка, я вдруг захотел почитать их маме. Но ей все было недосуг, а потом она внезапно легла в больницу, откуда и не вернулась…
Это был страшный удар. Я не мог поверить, что мама, которая ВСЕГДА была рядом, которая ВСЕГДА заботилась обо мне и не переставала меня поучать, исчезла, что её нет рядом и НИКОГДА не будет. В это я не мог и до сих пор не могу поверить, а ВЕРА человеку необходима, как воздух.
И тогда те строки, что я начал писать в память о друге, я продолжил писать в память о своей матери, имя которой было НАДЕЖДА. И из всего этого сложилась КНИГА «НАДЕЯТЬСЯ и ВЕРИТЬ», которую я и выношу на Ваш и Божий суд, мои друзья.
* * * * *
Памяти моего безвременно ушедшего друга юности
фотохудожника Николая Игнатьева
Прозрачных креветок из горных озер,
Уснувших в холодном вине,
Нам подавали, и тек разговор
О старости и старине.
За чаркою в чарку вливалось вино -
Горячий хмельной шаосин. *)
А ветер из рощи стучался в окно,
Как будто ночлега просил.
Хоть холод струился к столу от окон,
Был жарким юйсянжоусы.**)
И красные перцы дразнили огонь,
И их было не погасить.
Горели со стоном дрова в очаге,
И в споре упрям был старик,
И пес прижимался всем телом к ноге,
И шепот срывался на крик.
Мы спорили долго. О чем? Не понять
Тому, кто недолго пожил.
Не сменит хозяин на злато коня,
К руке подбирают ножи.
Как с другом печально вести разговор,
Когда он ушел в мир иной.
Судьба отбирает друзей, словно вор,
И делает их стариной...
Не каждый, кто юности прелесть постиг,
До старости сможет дожить...
И мысли сплетаются в горестный стих...
О, если б ты мог вновь ожить!
Мальчишками снова в глубоком снегу
Мы палку бросали бы псу,
Гуляли б с подружками на берегу
И слушали б вместе попсу.
О многом с тобою хочу говорить,
Но знаю, не хватит мне слов,
Чтоб в небыль твою, что звездою горит,
Свой челн мне направить веслом.
Ведь плыть через реку живым к неживым
Возможно лишь духом одним…
Беспомощно тело в протоках кривых,
Утопленной лодке сродни.
Старинное зеркало в раме блестит,
А в нем отражаюсь лишь я…
Бессмысленно время в пространстве летит.
Осмыслить урок бытия
Дано, но не всем. И навек сохраню
Я память утраченных дней.
Возможно, и сам я уже на краю,
И ярких не видно огней,
Которые ярко пылали всегда
И с юности и до седин
Мне путь освещали. И знал я тогда,
Что в мраке бреду не один.
* * * * *
Я не хочу терпеть и отлагать
На завтра то, что нужно мне сегодня.
Что нужно мне? Слова в стихи слагать,
Ведь знаю я, что это дань господня.
Спасибо, Господи, за этот чудный день,
За шорох листьев, падающих с неба,
За свет дневной и за ночную тень,
За то, что буду там, где раньше не был.
Я в жизнь пришел, чтоб мыслью отразить
То, что Творец создал столь произвольно.
Понять так трудно, что же значит: жить...
Рождаться страшно, а прощаться больно.
Я не готов себе сказать: прощай,
Ведь не познал всего того, что должно,
Ведь не способен тех пока прощать,
Кто изгоняет дух из плоти ложью.
Как хлеб насущный даст Господь нам днесь
И как долги нам наши оставляет,
Так я дышу и пребываю здесь,
Покуда вздох мой он благословляет.
Рецептор твой – я зрение твое,
Твой вкус, и слух, и нюх, и осязанье…
Тобой от скуки вечной сотворен,
Я обречен на это состязанье,
В котором борются душа и плоть:
Одна стремится к благодати вечной,
Другая – на реке бурлящей плот,
И в нем на время сущность человечья.
Рецептор твой, я – червь? я – человек?
Не дам тебе скучать, покуда жив я…
О, Демиург, непознанный вовек,
Бог, Зевс, Христос, Аллах, Ра, Будда, Шива!
Рецептор твой, я – червь? Я – Человек!
Не дам тебе скучать, жив я покуда!
О, Демиург, непознанный вовек,
Бог, Зевс, Христос, Аллах, Ра, Шива, Будда!
Един во всём – ты пребываешь здесь
И там. Мой Бог! Ты всюду пребываешь.
Сломив гордыню, я молюсь звезде,
Которою свой мир ты освещаешь.
Ты мир создал. Создал и свет, и тьму,
Создал планеты нашей дивный кокон.
Я восхищён. Но сердцу и уму
Лишь приоткрыты створки дивных окон…
Ты подарил творенья благодать.
Ты озарил небесный чудный купол.
За все хвалу тебе, Творцу, воздать
Не хватит слов. Как и не хватит кукол
Тебе телесных, чтобы, душу дав,
Их обратить в послушников. Послушны
Они Творцу. Но дразнит зла удав
Творца творенья, делая бездушным
Твоё творенье. Боже! Помоги
Мне устоять пред искушенья мглою.
Я знаю: сделай шаг не с той ноги –
И сразу входит боль в меня иглою.
Я боль стерплю. И вынесу урок,
Что ты даешь: болезненный и страшный.
Я не хочу нажать на зла курок
И не хочу стыдиться днём вчерашним.
Хочу быть честен, Боже, пред тобой.
Хочу быть добрым, ласковым, терпимым,
Но зло ломает, делает рабом
И искушает непреодолимым
Соблазна даром. Как же нелегко
Преодолеть злодея искушенье.
Спасенья дверь всегда так далеко,
И неизвестно, будет ли прощенье.
А искуситель рядом. Он силён.
Он обольщает, ластится и губит.
Обманом искушенья ослеплён,
Твой сын внимает, а порока губы,
Не шевелясь, ко злу его влекут.
Сопротивленье часто бесполезно.
И на коротком жизненном веку
Грешим… Калёным выжечь бы железом
Из нас способность покоряться лжи!
Но ложь вокруг меня свивает сети…
Хранитель мой! Мне силы одолжи!
Я не хочу, чтобы страдали дети
За слабости мои, что превозмочь
Не в силах я, когда душой ослаблен.
И снова наступаю я на грабли…
Как ярок день, как беспросветна ночь…
Когда грешу, то сам собой ограблен
Я становлюсь. Лишаю сам себя
Той благодати, что тобой дана мне…
Но я грешу. И, сам себя губя,
Сам заполняю свой земной анамнез.
Прости мне, Боже! Зло переломлю,
Ведь ты мне силу дашь преодоленья!
Тебе внимаю и тебя молю,
Перед тобой встаю я на колени…
Рецептор твой: я - червь? Я – человек!
Я не предам тебя – я не Иуда.
О, Демиург, непознанный вовек,
Бог, Зевс, Христос, Аллах, Ра, Шива, Будда!
* * * * *
Я прожил большую жизнь
И вынес все то, что досталось.
Вот только большая усталость
В бессонных ночах дрожит.
Я прожил большую жизнь.
Устал отвечать на зов -
Призывный, бессмысленный, скорый.
Не радуют больше ни споры,
Ни суетный стук часов.
Устал отвечать на зов.
Чего же хочу еще?
Осталось всего-то немного:
Подлунной последней дорогой
Пройти и понять – прощен…
Чего же просить еще?
* * * * *
Прости мне, Бог, и вы простите, люди,
За то, что было, и за то, что будет.
Forgive me people and forgive me heaven
For what has happened and for what can happen.
* * * * *
Человек – ступенька мирозданья.
Дух его впрессован в минерал.
А затем, под солнцем расцветая,
Жизни дух в растеньях прорастал.
Через воду дух ушел в животных,
В рыб и птиц, в собаку и в меня.
Плод земли трудов нерукотворных
На пустяк себя не променял.
Окропи меня, святая влага!
Озари меня, святой огонь!
И не сделать в сторону ни шага:
Жизнь – премьера, не простой прогон.
И, пройдя свой путь (я это знаю),
Я уйду, и стану я - не я.
Стану я пылинкой мирозданья,
Крошечной искринкой бытия.
За чертой, откуда нет возврата
На ступеньку новую взойду
И в объятья рая или ада
Я беспрекословно попаду.
И назад не будет мне дороги.
Путь один: из праха в небеса.
Впереди – грядущие пороги.
Позади – лишь то, что написал.
* * * * *
Моей матери Надежде…
Как мы боимся жизни после смерти!
Страшит нас неизвестности канун.
И думаем: «Вы на себя примерьте,
А я здесь лямку жизни потяну».
Страшна не смерть, а то, что будет дальше.
Когда захлопнут створки бытия,
Неважным станет то, что было раньше,
В надежде: «В смерти стану кем-то я».
А может быть, что я никем не стану.
А может быть, никем не станешь ты.
Дай Бог войти в посмертную нирвану,
И не дай Бог застрять у той черты,
Которую час смерти обозначил.
И все: за ней вовек небытиё…
Тогда зачем при жизни что-то начал?
Тогда зачем же ты прожил её?
Я верую, что это лишь полшага.
Наложен чувств и разума предел.
Ведь разом можем видеть лишь полшара:
Рожден, живешь – и в этом твой удел.
Но верую, что жизнь и смерть едины,
Как половинки шара бытия.
И первый крик, и зрелость, и седины,
И явь души за гробом – тоже я.
А ель растет. Её с отцом сажали.
И каждый день я на неё смотрю.
И не страшны библейские скрижали,
Поскольку я в душе боготворю
Всё то, что мать с отцом всегда внушали:
Будь человеком, зла не сотвори,
Люби людей и им не дай печали,
И в ч;сти двери рая отвори.
Нет, слов таких они не говорили,
Но честно жили, что всего важней.
И тем дорогу в вечность проторили,
Где мы не тени, а игра теней.
Незримый мир, где души обретают,
Прекрасен тем, что новой жизнью полн.
В нем души бестелесные летают
По воле Бога, как по воле волн.
И в чистоте небесных побуждений,
Стремясь постичь нетленной жизни смысл,
Они – предвестник будущих рождений –
Смеясь и плача, будоражат мысль.
* * * * *
Холодно стало, когда ты ушла.
Дождь проливается с неба.
И не согреться. Не стало тепла.
Коркой засохшего хлеба
Видится жизнь. Я в ней стал сиротой.
Жизнью тебе я обязан.
И не согреться. Густой темнотой
Я словно глиной обмазан.
Жизнью своей я обязан тебе.
Не разорвать пуповину,
Ту, на которой спустила с небес.
Ей ты даровала сыну
Жить, и любить, и творить, и писать,
Чувствовать, думать, трудиться…
Боже! Пошли на тебя благодать!
И воспари будто птица!
В доме моем не осталось тепла.
Ты меня грела полвека.
Холодно стало, когда ты ушла.
Дождь замерзает на ветках.
В доме моем не осталось тепла.
Ты меня грела полвека.
Холодно стало, когда ты ушла.
Слезы замерзли на веках.
* * * * *
Я не хочу тебя терять.
А сохранить? - Как это сложно!
Не стало в алфавите буквы “Ять” –
И все правописанье ложно.
* * * * *
Теперь ты знаешь то, что я не знаю.
Лишь перейдя за грани бытия
И на ступеньке новой мирозданья
Навеки станем ближе – ты и я.
Узнала ты, покинув жизни омут,
То, что не мог открыть тебе порой.
В слезах моих твои слезинки тонут,
И я в ответе, чтоб настал покой.
Я понял, что мы все за всё в ответе.
Ты за меня в ответе здесь и там.
Как сын живет на этом белом свете,
Так матери воздастся: по трудам.
По тем трудам, с которыми рожала,
С которыми растила, как могла,
С которыми в дорогу провожала,
С которыми любила и ждала.
Ты жди меня – и мы соединимся.
Согреет встречу наших душ тепло.
Ну а пока – друг другу лишь приснимся.
Разлучены мы смертью, как стеклом.
* * * * *
Шанхай! Ты лучший город на планете!
В пути на море, яркий, как звезда!
А я один. И я за все в ответе,
И позади все лучшие года.
Да! Я один. Но это не причастье.
Я долго жил. И долго был один.
И я познал, что это значит: счастье.
И дожил я до собственных седин.
Быть одному: так трудно и так просто…
Я жизнь прожил. И понял: я есть я.
И я познал суть собственного роста
И осознал уроки бытия.
Да! Я хочу, чтоб радовала радость.
Да! Я хочу понять судьбы предел.
Но не хочу, чтоб чувство оборвалось
И не хочу остаться не у дел.
Любимая! Мой сын! Дочурка! Внуки!
Хочу сберечь вас. В вас моя судьба!
И никому не дам я на поруки
Вас никогда. И в том моя мольба,
Чтоб вы здоровы были и счастливы,
Чтоб миновала вас гнилая ветвь,
Чтоб вы цвели, как поросль юной сливы
И осознали жизни круговерть.
А я всегда желал вам только счастья.
И в том дожил до собственных седин.
Я не один. И это не причастье.
Я долго жил. И долго был один.
* * * * *
Господи! Прости мою мне жизнь!
Я её прожил не так, как должно.
Я её совсем ещё не жил.
Я её прожил неосторожно.
Господи! Как горько осознать,
Что ошибок сделано немало.
Их наделал, право, не со зла,
Только это поздно осозналось.
Господи! Молю тебя, прости!
Я в душе по-прежнему ребенок.
Если можешь, душу отпусти,
И начну, как первый лист, с пеленок.
Господи! Как сложно ощутить
То, что каждый миг сей жизни дорог.
Я люблю смеяться и шутить,
Я люблю быть ласковым и добрым.
Господи! Прости моих детей!
Я привел их в этой жизни сети.
Их растил с любовью, без затей.
Я за них и их детей в ответе.
За меня им должно отвечать,
Как за них в ответе я всечасно.
Я держу в своих руках печать,
Что в ответе за потомков счастье.
Зажигаю ли тебе свечу,
Возношу ль молитву или плачу:
Всем, кого люблю, я освещу
Радость, боль, невзгоду и удачу…
* * * * *
Я не хочу умирать…
Много еще я не сделал.
Бренное, тщетное***) тело
Долго б хотел усмирять…
Я так люблю эту жизнь…
Знаю, осталось немного,
Но умоляю я Бога:
Дай мне еще потужить.
Слышу церковный я звон,
Вижу разверстые дали.
Радость я знал и печали.
Добрым я был, был и зол.
Ангел-хранитель, прости!
Много ошибок наделал,
Бренное, тщетное тело
Хочет еще подрасти…
Я так хочу всем добра,
Счастья и неги под небом.
Там, где я был и где не был,
Всё, что я мог, я вобрал
В душу свою... И за век,
Тот, что отмерен мне небом,
Правду смешал я и небыль.
Я ведь земной человек.
Ангел-хранитель, прости!
Много ошибок наделал.
Бренное, тщетное тело
В нежить в свой срок отпусти.
Душу мне только оставь!
Ведь осознать невозможно
То, что религия ложна,
То, что живем до креста
И погибаем навек…
Боже! Молю и стенаю,
Сам я себя проклинаю,
Слабый земной человек.
Ангел-хранитель, прости!
Много ошибок наделал.
Бренное, тщетное тело
В нежить в свой срок отпусти.
* * * * *
Мы богаты лишь тем, что отдали другим.
Мы бедны только тем, в чем другим отказали.
Мы богаты пожатием верной руки.
Мы бедны, получив за измену медали.
Я богат только тем, что я отдал другим.
Беден я только тем, что себе прикарманил.
Я богат только тем, что принес херувим.
Беден я только тем, что других часто ранил.
* * * * *
Любовь – это бог, хоть трудно порой понять,
Что с детства до старости с богом нам должно жить.
Любовь – это мы, и крепко детей обнять –
Не в этом ли счастье, в котором мы сможем ожить.
Любовь – это боль, хоть трудно порой понять,
Что с детства до старости с болью нам должно жить.
Любовь – это страсть, и только её огня
Нам должно бояться, упав на ее ножи.
* * * * *
Боль вошла предательской иглой.
Боль вошла и рвет меня на части,
Застилает зренье адской мглой,
Пики, крести, бубны, черви – масти
Все одной. Грозятся разорвать,
Утопить, замучить, уничтожить.
Не дают покоя. Розоват
День приходит и повторно множит
Эту боль. Как будто сломан зуб.
Или будто позвоночник сломан.
Изнемог. Утру тайком слезу.
Поутру проснусь – как будто клоном
Стал себе я сам. Не разобрать,
Где же я, а где же боль – иголка.
Заглянул спросонок под кровать.
Только в этом тоже мало толка.
Боль притихла, спряталась в крови,
Приумножит к вечеру атаку.
Господи! Меня оздорови,
Не отдай на растерзанье мраку.
Господи! Мученье превозмочь
Научи, и восприму урок я.
Научи, как пережить мне ночь,
Научи, как избежать порока.
Мне мирское мило. К образам
Я иду, когда душа заноет.
Я люблю гулять по облакам,
Слушать то, как заунывно воет
Ветра парус. Господи! Прости!
Ты меня создал таким вот – грешным.
Купола блестят. И их кресты
Не прощают игр нам потешных.
Но стекает с неба благодать,
Надо мною неба чудный купол.
Ты мне даровал чудес года.
Я живу, а не играю в кукол.
Господи! Спаси и сохрани!
Боль вошла и рвет меня на части.
Не клади досрочно под гранит,
Господи! Помилуй! От напасти
Огради! Я знаю: выйдет срок,
И тогда я кары не избегну.
А пока, ведь ты, как я, - игрок,
Ставки сделаем на неба бездну.
* * * * *
А за окном сгустилась осень,
И листья падают во мгле…
Мне вновь не спится… Иглы сосен
Так не торопятся к земле
Припасть скорей, как эти листья…
Тепло вобрав, отзеленев,
Листва с травой стремится слиться…
И только иглы – голый нерв –
Готовы воспринять и холод,
И ветра претерпеть порыв,
Готовы совершить прорыв
Туда – в весну, где каждый молод,
Туда, где снова тает снег,
Туда, где – так неосторожен –
Взрастает тот, кто в землю брошен,
Взрастает, словно бы во сне…
А я не сплю… Я огорошен
Простыми мыслями о том,
Что за окном сгустилась осень
И мглою остужает дом,
В который, как казалось летом,
Не заползет зимы змея…
Стоит бессмертника букетом
Напоминанье для меня,
Что за окном сгустилась осень,
А вслед за ней вползёт зима…
И это грустно… Грустно очень
Для тела, духа и ума…
А за окном сгустилась осень…
* * * * *
Богу скучно.
Творцу безгранично скучно.
Это безумно.
Это нельзя понять.
Но я в это верю,
И мне безрассудно нужно
То, что не может быть, осознать…
Я не рифмую.
Бог мне диктует мысли.
Спасибо, Боже, за милость и благодать.
Думаю я, и логику жизни смыслом
Я, обжигаясь, хочу до конца объять.
Спорю я, и до конца не веря,
Все же пытаюсь принять откровенья завет.
Все, что хочу, я не в силах понять,
Но надеюсь, что я увижу божественный свет.
Скучно творцу.
Бесконечность безвременья давит
И не дает отдохнуть.
Боже, славься в веках и вовек!
Скучно и мне.
Ограниченность жизни раздавит
И не позволит вздохнуть
И раздвинуть зашоренных век.
Как я устал!
Но усталость рождает мысли.
И бесполезно на горло себе наступать.
Боже! Прости!
Но я не могу не мыслить.
Ведь не хотел ты безумным меня создать.
Я не рискую.
Бог мне диктует мысли.
Спасибо, Боже, за милость и благодать.
Думаю я, и логику жизни мыслью
Я, обжигаясь, хочу до конца объять.
* * * * *
Прощай, мой друг. Я грешен пред тобой.
Прощай, мой друг, мне путь во тьме заказан.
Я не шучу, я грешен пред судьбой,
И я, хоть слаб, но совестью обязан
Сказать всю правду. Я не стар, но сед,
И я, хоть и не молод, но привязан
К превратностям судьбы. Уж по росе
Я не гуляю босиком. И ясен
Предел той первозданной чистоты,
Которую не передать словами…
Да, я достиг познанья красоты,
Но не делюсь я ею с душ ловцами,
Которые стремятся отобрать,
Все то, что я создал мученьем мысли.
Прощай, я грешен пред тобой, мой брат...
Меня ты ждешь, хоть нет и в этом смысла.
* * * * *
Вхожу ль в намоленный я православный храм
Или пред Буддою вращаю барабаны,
Осознаю я ясно: я не пыль, не хлам,
Я человек, я суть и я не раб обмана.
Хочу, Господь, всегда быть честным пред тобой.
Хочу быть добрым, верным, ласковым, любимым…
Но зло калечит нас и делает рабом
На том пути к тебе. И непреодолимы
На том пути, что верно нас ведет к тебе,
Встают препоны. Их преодолеть обязан.
Но как мне справиться? Хоть слышу зов небес,
Но мне мешает мой земной мещанский разум.
Я должен, право, все, Господь, перетерпеть,
Переболеть все боли, горести, печали.
Ведь все, что д’oлжно, д’олжно мне преодолеть
И д’олжно мне пройти все близости и дали.
Я жизнь люблю. Люблю её и свет, и тьму.
Я долго жил. И мне конец её не страшен.
Я жизнь люблю. Я знаю: сердцу и уму,
Что Бог создал, того вовек не будет краше.
Как ненавижу я свою мирскую плоть…
И как люблю её… Греховно к ней привязан.
Я в ней созрею. И сгниёт созревший плод.
И путь к тебе через страданья эти ясен.
Но на пути к тебе понять мне не дано,
Как соизмерить степень счастья и страданья:
Лишь только радость приоткроет мне окно,
И сразу болью должен заплатить ей дань я.
Как мир непрост! Один лишь мучает вопрос.
Зачем живу? Перед вопросом этим трушу.
Упав на Землю, я, как стебелек, пророс,
А если б в воду я упал, а не на сушу?
Людей создав, Творец, нас, как овец, пасет.
Я согрешу, покаюсь, осознаю… Вера
Дана тому, кто, к ней придя, себя спасет,
И для того настанет после смерти эра
Безвременья, безмерной чистоты.Ответ
Так прост. И в нем таится искус****) ожиданья.
Нас отпустив на Землю, нам дает завет
Творец. И кроется в нем тайна мирозданья.
Когда обратно я вернусь, Господь, к тебе,
Ты озаришь меня любви безмерной светом.
И я возрадуюсь: ведь это колыбель,
Где я родился, жил, но я забыл об этом.
Вернуть мне память снова может только смерть.
Вернувшись к Богу, я смогу творить и мыслить.
Любви Творца ко мне животворящий свет
Вовек веков меня согреет и возвысит
До новых мне невиданных высот, до звёзд,
В которых вечно мне гореть и не погаснуть…
И ясен будет завтра лучезарный свод…
Как страшен мрак! И как прекрасна мыслей ясность!
* * * * *
Снова ночь… Бесконечная ночь…
Вновь не спится… И мысли, как птицы,
Все кружат… И не спится, не спится…
И не знаешь себе чем помочь…
От бессонницы ясно до слез,
Что проходят бессмысленно годы…
И неважно, какие погоды,
И неважно, какой цвет волос…
Яркость красок прошедшего дня
Не дает успокоиться сном мне…
Не сдаюсь… Хоть устал, но не сломлен…
Мраком ночь окружает меня…
Ослепляет своей темнотой…
Не дает отдохнуть… Скоро утро…
Но я знаю: оно снова мудро
Освежит неземной чистотой.
Новых сил мне придаст, новый смысл
Приоткроет измученным векам…
Я проснусь, и иным человеком
Я взгляну и на явь, и на сны.
А пока эти строки пишу…
В них спасенье мое и отрада.
Ведь ни памятник мне, ни ограда
Не нужны… Я пока что дышу…
Торопиться не стоит туда,
Где покоится жизнь бестелесно…
И хотя мне и душно, и тесно,
Хоть устал от земного труда,
Но я вынесу всё, всё смогу,
Буду браться за всё сверхурочно,
Чтоб понять, свято что, что порочно,
И тем самым себе помогу
Сделать шаг в направлении том,
Что приводит к посмертному чуду…
Я писал, я пишу да и буду
Чувство мысли глаголить стихом.
* * * * *
В 732 775 день от рождества Христова я пишу эти слова.
Да святится имя Твоё!
Да придёт Царствие Твое!
Да будет воля Твоя яко на Небеси и на Земли!
Жизнь Ты даровал нам.
Жизнь Ты даровал мне.
Спасибо, Господи! Спасибо!
Но дай и мне право молвить слово Тебе!
Ты есть первый!
Ты есть слово!!
Ты есть всё!
Я есть песчинка Твоя!
Я есть творение Твоё!
Я есть то, что Ты пожелал видеть!
Я есть то, через что или кого Ты пожелал ощущать!
Я верен Тебе!
Я частица Твоя!
18 955 дней я живу на этой Земле.
Многим меньше я, осознав Тебя, верен Тебе!
Но я верен Тебе, и в этом моя судьба!
Прости мне Бог, и вы, простите, люди,
За то, что было, и за то, что будет…
Я хочу, чтоб этот мир был счастлив!
Я молю, чтоб этот мир был трезв!
Я молю, чтобы Христовы ясли
Отвели от нас проклятья грех!
Припадаю ль к раке*****) я святого
Иль молю за упокой души,
Знаю я, что, подводя итоги,
Твой итог, Господь, ненарушим.
Ты, Господь, за нас испил ту чашу,
Что испить не вольно нам самим.
Потому, взрослея, я всё чаще
Ставлю свечку за души помин.
Я не знаю, что мне ждать смиренно,
И узнаю, только умерев…
Но я знаю, что, презревши смерть, я
Испытаю и любовь, и гнев –
Те, которыми ты награждаешь,
Те, которыми ты воздаёшь…
Я живу, и значит - я страдаю.
А умру – к себе меня возьмёшь…
* * * * *
Черные дыры… Молнии… Громы…
Как далеко я от светлого дома…
Как далеко… И не видно во мраке,
Где я, и кто я… Близнец в Зодиаке
Я все скитаюсь. И мне одиноко.
Я сомневаюсь и слушаю Бога.
Черные дыры… Молнии… Громы…
Как далеко я от светлого дома -
Дома, в котором меня понимают,
Дома подобного светлому маю…
* * * * *
Отпусти меня, нелетная погода,
И стрелою я взовьюсь за облака,
В синь войду, как входят в память годы.
Ими ты, Господь, тех обласкал,
Кто, познав и радость, и несчастье,
Кто, творя и яростно дыша,
Стал, Господь, твоей нетленной частью,
Ведь нетленна верная душа.
* * * * *
Серебряный век любви Игоря Северянина
Жил поэт в стране берез и сосен,
В Поднебесной был поэт рожден.
Он любил весну, любил и осень.
Он любил прогулки под дождем.
Он писал стихи, не спал ночами,
Из слогов и букв стихи слагал.
Бредил он прекрасными очами,
Он любил - и он в любви не лгал.
Письма он писал любимой Злате,
Близок к ней и одинок навек.
Он в любви не думал о расплате:
Он – поэт! Не просто человек…
За любовь готов отдать был душу.
Но любовь – недолгий костерок…
Так волна нахлынет вдруг на сушу
И сбегает, лишь смочив песок.
Каждый раз, любви отдав всё сердце,
Грезил он, что свой нашел причал,
Что нашёл ту сказочную дверцу,
За которой счастья скрыт очаг.
Но любовь – как птичка золотая,
Не сидится в клетке долго ей
И, цветком недолгим расцветая,
Улетает в разнотравь полей.
Грусть потерь он поверял бумаге,
Веря в то, что рукопись в огне
Не сгорает и свечой во мраке
Светит, как звезда, в его окне.
Бабочки на ту свечу летели,
Обжигая крылья в нелюбви,
И снежинками ночной метели
Таяли, свечу слезой обвив.
А поэт в разлуке и печали
Ждал с томленьем новую любовь.
Так морские чайки у причала
Ждут, что стихнет яростный прибой,
И кусочки хлеба люди бросят,
И утихнет голода мольба…
Бог даёт, когда у Бога просят.
В этом счастье, горе и судьба.
* * * * *
Восточное полнолуние
Когда в заоблачную высь
И мне сподобится спуститься,
Я воспарю к луне, как птица,
И прыгну выше головы.
Когда в холодности своей
Луна мерцает словно свечка,
Осознаешь – она навечно,
И меркнут все огни пред ней.
Когда луна на небосвод
Наводит краски полнолунья,
Она прекрасна как колдунья,
Что ворожит над гладью вод.
Тогда, любовью озарён,
Мечтаешь ты при лунном свете,
И снова попадаешь в сети,
И снова ставишь на зеро.
Тогда, печалью удручён,
Не веришь, что наступит завтра…
Луна ж зовёт тебя на завтрак
И подгоняет лунный чёлн.
И вновь она за облака
Уходит и, играя в прятки,
Вдруг появляется, как пряник,
И нету слаще молока.
Когда луна на небосвод
Наводит краски полнолунья,
Она прекрасна, как колдунья,
Что ворожит над гладью вод.
И лунный ослепляет свет,
И самолёты не взлетают,
И все на время замирают,
Как будто в свете том завет.
Когда луна в мир красоты
Постелет лунную дорожку,
По ней пойду я осторожно,
Чтоб не помять её цветы.
Но полнолуние пройдёт,
И всё на свете повторится…
И воспарю к луне, как птица,
Когда мне время подойдёт.
* * * * *
Сегодня или никогда признай, что ты иссяк,
Что спотыкаться ты устал и биться о косяк,
И то, что в этой жизни ты – простой земной босяк,
И чтобы ты ни начинал - всё наперекосяк.
Ты холод пережил и зной, и свет, и полный мрак.
Ты шёл вперед, сил не щадя, и пятился как рак,
Взбирался на вершины гор и прятался в овраг.
Ты осознал, кто друг тебе и кто твой злейший враг.
И думал ты: я – великан, но был, как мальчик, мал.
Гордыню превозмочь не мог и жизнь свою ломал.
Приди же в храм и у святынь гордыню усмири.
Поставь пред ликами свечу и на неё смотри.
И свет свечи, что на канун поставишь ты не зря,
Тебе покажет, в чём ты прав, а в чём опять незряч.
Сегодня раз и навсегда пойми - ты не иссяк,
Хоть спотыкаться ты устал и биться о косяк.
И, жизни силы обретя пред святостью икон,
Надежду, Веру и Судьбу поставь опять на кон.
* * * * *
Как и никто на свете не могу
Объединить религию с наукой.
И лишь язык, велик что и могуч,
Способен совладать с подобной мукой.
Я понимаю разумом мирским,
Что бренен я, что я лишь лист зелёный,
Что не подвластен Мир страстям людским,
Что я на миг Вселенной в плоть вселённый.
Но если я вселён вот в эту плоть,
Что эволюция создала и взрастила,
То я Вселенной нужен лишь как плод,
И все грехи мои она простила.
О диалектика! Мой разум есть
Лишь то, что Бог создал путём научным.
И потому не даст уразуметь
Нам Бог того, чему он нас не учит.
Мы покоряем атом и простор,
Детей растим, воюем и страдаем,
Но осознать не можем с давних пор,
Что этот мир для нас непознаваем.
В моей руке Христова благодать.
Но нет чернил и карандаш источен.
И я спешу Творцу за всё воздать,
Поскольку он лишь справедлив и точен
В своих твореньях. Душу людям дав,
Бог нас растит, но отпускает меру,
В которой живы мы. И не предав
Любовь Творца, мы обретаем веру,
В которой я не в силах, не могу
Объединить религию с наукой.
И лишь язык, велик что и могуч,
Способен совладать с подобной мукой.
* * * * *
Только личной болью
Можно пережить
То, что значит больно –
Это значит жить.
Только личной болью
Можно пережить
То, что значит жить –
Это значит больно.
Только личной болью
Можно заслужить
То, что рана божья
Продолжает жизнь.
Восприняв всей кожей
Сына бога жизнь,
Боли сына божьего
Можно притушить
И остаться жить…
* * * * *
Подсказки – они повсюду.
Грохочет небесный гром.
Подсказки подобны чуду.
И только когда во гроб
Ты ляжешь и скажешь: «Буду»,
Они тебе скажут про…
Дождь льется с небес ненастьем,
И ты не находишь сил
Любить и не можешь счастьем
Одаривать тех, кто мил.
Дождь льется с небес ненастьем,
И ты не находишь сил…
Подсказки – они повсюду.
Грохочет небесный гром.
Подсказки подобны чуду,
Да верится в них с трудом.
* * * * *
«Единство мира состоит
В том, что наш мир материален,
Что он материи лимит
И вне сознания реален».
Так написал я много лет назад,
Как нас учил советский диамат******),
Учебник Спиркина – тире – Славновой.
Его сдавал и врач, и дипломат.
Его учил и я по книжке новой,
Которую мне автор подарил -
Подруга матери с эпохи довоенной…
Как я гордился… Юн и глуп я был…
Кто ж глупым не был в этой жизни бренной?
В эпоху партии, которая вела
И направляла в нужном русле мысли,
Считалось, что прекрасна и светла
Лишь жизнь вокруг, а если ночью грызли
Сомнения нас о загробной жизни,
То это было недостойно нас,
Строителей прекрасной жизни новой.
И я гордился, что творю в сей час
Созвучно линии учения Славновой.
Но с возрастом и Спиркин «поумнел»
И стал, войдя в седины, экстрасенсом.
Он лекции читал, а я краснел,
Когда в его речах не стало «сенса» *******),
Как не было в стране Советов секса…
Он левитацию пытался обуздать,
Он объяснял, но как-то непонятно,
Что им написанное нужно вновь издать,
Переписав, и это станет внятно.
Как это грустно нынче вспоминать,
Рассказывать о том, что было прежде,
Но счастлив я и горд, что научила мать
Меня Любви, а также Вере и Надежде.
* * * * *
Эволюция, революция,
Реставрация, эмиграция.
Душит душу и веру рацио,
Гамлет прав и не прав Горацио.
Автор прав – не права редакция.
Слово славит реанимация.
* * * * *
Истоньшились веки, волос поредел.
К сроку не закончить неотложных дел.
Робким был когда-то, стал с годами смел.
Борода седая, белая как мел.
* * * * *
Прости меня, мама, прости и люби,
Как с первого вздоха любила.
Всё помню, всё помню – ничто не забыл.
Тобой мне дарована сила
Продолжить скитанья. Как долог мой путь!
В него ты меня проводила.
Я в нем великан, и я в нем лилипут.
Тобой мне дарована сила
Идти и не падать, хоть силы не те,
Что в детстве иль в зрелые годы.
И я привыкаю шагать в темноте,
Свыкаясь с законом природы,
Которым завещано жизнь продолжать
До крайнего края скитаний.
А ты меня будешь всегда провожать
И встретишь. Как много страданий
Тебе я принёс, хоть старался беречь.
Прости меня, мама, я понял:
Ты душу стремилась мою остеречь
От страшного минного поля,
Которым является жизнь на земле
От края до края скитаний.
И сколько осталось до края мне лет,
Осталось мне столько ж страданий.
Прости меня, мама, прости и люби,
Как с первого вздоха любила.
Всё помню, всё помню – ничто не забыл.
Тобой мне дарована сила
И жить, и любить, и творить, и писать,
Сочувствовать, думать, трудиться…
О Боже! Пошли на тебя благодать!
И ты воспаришь будто птица!
* * * * *
Болит душа, а тело – это бренно.
Душа болит, и бренно это тело.
Душа – вода, а тело – словно пена.
Душа бурлит и порождает дело,
Которое нас побуждает жить,
Любить, желать, надеяться, творить.
* * * * *
Господи! Ты даруешь нам жизнь,
Хоть и знаешь, что мы продажны,
Но при этом даешь ощутить,
Что людьми можем стать мы однажды.
* * * * *
Десять тысяч быстротечных дней земных –
Это то, что мне осталось в лучшем случае.
Будут они радостны или темны -
Даст ответ здоровье иль болезнь ползучая.
Что дарует Бог – ответ не ясен нам.
Бог не добр, не зол и не несет напраслину.
Бог отмерит нам по вере и делам,
Ужасом наполнит иль даст смерть прекрасную.
Если я и верил, и грешил в пути,
Бог очистит через боль меня и вылечит.
Если ж я с пути к нему решил сойти,
То душа моя все муки ада вынесет.
Но очистив, Бог возьмет меня к себе,
Вознесет меня из ада, где, покаявшись,
Я отрину зло, а Бог, маня с небес,
Возвестит Завет новейший – Апокалипсис.
* * * * *
Купить ты можешь книгу, но не знание.
Купить кровать ты можешь, но не сон.
Купить ты можешь тело – не сознание
Того, с тобой кто дышит в унисон.
Купить не сможешь дом, но только здание.
Купить не сможешь время – лишь часы.
Купить любовь не сможешь – лишь лобзания
У взлетной и прощальной полосы.
Приходишь голым – голым и уйдешь…
* * * * *
Господи! Жизнь!
Как ты прекрасна!
Господи! Жизнь!
Как ты опасна!
Движенье неловкое –
И ты оборвана.
Движение ловкое –
И маски сорваны.
Жизнь продолжается –
Жизнь есть движение.
Жизнь прекращается –
Обездвижение.
Жизнь – она в зелени,
Смерть – черно-белая.
Жизнь – она в семени,
Смерть - жизнь, но серая.
Жизнь – она радость,
А смерть суть безвременья.
Жизнь – нам на радость,
А смерть - суть беременна
Жизнью. Рождаемся голыми.
Голыми топчем мы землю.Уколами
Нас доктора провожают в безвременье.
Но и оттуда мы снова беременны…
Как муравей на магнит реагирует,
Так человек на одре эпатирует.
* * * * *
Было вначале лишь слово одно:
Ноль – единица, инь – ян, яд – вино.
Лезть на вершину иль падать на дно
Смертной судьбою за нас решено.
* * * * *
Когда проходит страсти глупой время,
Приходит время дум.
Когда спадает с ветви наземь семя,
Берешься ты за ум.
Понять монаха ты не можешь, ибо
Ответ дать на вопрос
Способен только тот, кто за спасибо
Работает: дорос.
Как хлеб насущный днесь мы обретаем,
Так д’олги отдаем.
Жизнь одолжив, ее оберегаем,
Чтобы вернуть заем.
Стареет тело, выпадают зубы
И рушится скелет.
Последний выдох возвращают губы
И в нем сокрыт секрет
Того, чего во имя рождены мы,
Зачем пришли сюда …
Разложит нас червями земляными
Иль поведет туда,
Где благодать Господня окрыляет
И силы придает,
Где остроту углов душа скругляет
И соловьем поет.
* * * * *
Шмелиный рой под небом серебристым…
Сижу, внимаю трелям соловья…
Цветет сирень… Под облаком душистым
В моей душе рождаются слова.
Посадим ель и яблоню посадим,
Построим дом и возведем крыльцо.
И отразим невзгоды и осады.
И лягут нам морщины на лицо.
Мы, как шмели, несем поклажу в норы,
Не понимая смысла до конца,
Уколы принимая и укоры,
Бежим по краю бренного кольца.
Но вот кольцо сжимается спиралью,
В конце спирали черная дыра.
И предрассветной беспросветной ранью
Душа уходит в радужный мираж.
Я не ропщу, но боль утраты ранит,
Приоткрывая новой жизни грани…
И вновь кольцо сжимается спиралью,
В венце спирали светлая струя.
И предрассветной сине-белой ранью
Душа уходит, в радости кружась.
* * * * *
Яблонька! Ты меня помнишь?
Я тебя посадил.
В землю сырую, ты помнишь?
Семечко обронил.
Я тебя холил, лелеял,
Свежей водой полил.
Ветер небесный повеял,
Дождик слезой омыл.
Ты расцветешь и поверишь,
Что принесешь плоды.
И по плодам своим сверишь
Жизни моей труды.
Дети! Вы плод моей жизни.
Как же красив рассвет!
Внуки! В закате мысли
Сказочный ваш сюжет.
Яблонька! Ты меня помнишь?
Я тебя посадил.
В землю сырую, ты помнишь?
Семечко обронил.
* * * * *
Ласточки парят под облаками,
Трясогузка вопрошает: «Витю видел?»
Я дышу, и мир вселенной замер.
Я его таким, каков он есть, увидел.
Я дышу. Что может быть прекрасней?
Думаю, люблю, творю и ощущаю.
Прожил что – все было не напрасно.
Все обиды я судьбе своей прощаю.
* * * * *
Когда в пирамиду Хеопса
Я в детстве впервые вошел,
Меня озарило решенье вопроса
И то, что с рожденья искал, я нашел.
На стенах распятое время,
А в нем иероглифов тьма.
По кругу несу бесконечное бремя,
Не зная, что будет: тюрьма иль сума.
Я не отрекаюсь от счастья
И не зарекаюсь от зла.
Судьбы колесницы лишь малая часть я,
Куда бы она меня ни повезла.
И я покорился природе,
И взор на Восток обратил,
Туда, где в древнейшей извечной породе
Сокрыто сознание вечных светил.
Исчезнут и буквы, и цифры,
Истлеют трактатов листы,
И лишь иероглифов древние мифы
Ясны и доходчивы от простоты,
Которые в них изначальны.
Записана в них жизнь и смерть.
А радостны будут они иль печальны
Откроет тебе только дней круговерть.
* * * * *
Луна зацепилась за ветку,
А ветка за под облака.
Что вижу – беру на заметку,
Судьбы выпивая бокал.
Судьба – это тесная клетка,
Но в клетке имеется дверь.
И птицей, поющей на ветке,
Судьбы своей меру отмерь.
* * * * *
Какое счастье видеть это небо:
На сине-белом тополей листва.
Я точка на Земле, летящей в небыль,
Где прорастают зёрна естества.
Я счастлив тем, что я частица Мира,
Что продолжаю свой земной полёт,
Что не смолкает данная мне лира
И что ещё не оплатил тот счёт,
Который оплатить в свой срок придётся:
Мне сорок дней витать под над Землёй,
Пока душа, очистившись, проснётся,
Чтобы родиться в новый свой прилёт.
Рожденье – смерть, а смерть – предтеча чуда.
В смерть восходя, я осознаю вновь
Очищенное чувство – я оттуда.
Земля - личинка, впереди любовь.
Очистившись от грязи, я посмею
Понять красу небес и естества.
Да, я смогу, осилю и осмелюсь…
В иссине-белом тополей листва.
* * * * *
Сквозь листву не видно небо и не слышно самолеты.
Не понятно, что от бога, где текущие заботы.
Яблок спелых крик об землю, яблокпад сминает травы.
Первый холод заставляет выправлять одежд оправы.
Синеву сменяет темень, сквозь деревья блещут звёзды.
Я пишу, пока не спится – завтра, может, будет поздно********).
* * * * *
Каждый день на новом месте
Лунный диск под облаками.
Мы когда-то были вместе,
Нас когда-то обласкали.
Старше стали мы и строже
Всё оцениваем в жизни.
Нам теперь всего дороже
Наши чувства, наши мысли.
Беспощадные тревоги
Не прощают нам открытий.
Каждый на своей дороге
Пережил порог событий.
Были юны мы, и радость
Каждый день дарил с рассветом.
Стали старше мы, и праздность
Юных лет - как отдых летом.
Наша осень золотая
Осыпает нас плодами.
Время, жизни дни глотая,
Стало долгими годами.
Живы мы – и это счастье.
Что же может быть дороже?
Если близких есть участье,
Значит верный путь в дороге.
Как зерно заколосится,
Пропечётся так и тесто.
Почки превратились в листья.
Каждый встал на своё место.
Если поступал, как должно,
То дарил прощенье близким.
Как не просто, как же сложно,
Жить высоко, а не низко.
Как к другим ты относился,
Так и воздано судьбою.
Свою ношу относил я,
И готов идти к отбою.
Но, не торопясь в решеньях,
Я внимаю краскам мира.
Пусть не заслужил прощенья,
Но всю жизнь звучала лира
И дарила радость веры,
И надежды, и участья.
Оттого я рад без меры,
Оттого старею в счастье.
* * * * *
Как в печке не горят стихи,
Так и киты не тонут в море.
Из всех известных нам стихий
Нам неподвластны страх и горе.
Как радовался с юных лет
Я утреннему пробужденью!
В моей душе живёт поэт,
И каждый день, как день рожденья.
Я благодарен небесам
За сладость снов и радость буден.
Всё, что смогу, - смогу я сам,
И пусть, что сбудется, то будет.
Неясным смыслом озарён,
Мне каждый день, как день рожденья,
А страх и горе пузырём
Пусть лопнут мыльным. Отраженье
Я вижу в зазеркалье снов.
Мне снится мальчик. На машинке
Печатает. И суть основ
Познать стремится. Но ошибки
Он допускает, и не счесть
Обид, потерь и сожалений…
Как трудно это вновь прочесть,
Понять, что вовсе он не гений,
Понять, что ты извечный пленник
Своих сомнений и надежд,
А мир живёт без верных правил,
И не стремится, чтоб невежд
Нравоучением исправил
Твой стих. Спасибо небесам
За сладость снов и радость буден.
Всё, что смогу, - смогу я сам,
И пусть, что сбудется, то будет.
* * * * *
Как холодно! Жара испепеляет!
И нет пределов вечного кольца.
Как птичий крик от боли исцеляет,
Так мы живём за мать и за отца.
Рождают и уходят, оставляют,
А мы живём за них, и нет конца…
Приходим и уходим… Исцеляет
Нас вера в то, что в этом суть венца,
Которым нас Господь благословляет
На долгий путь, чтобы придти к нему,
А боль и радость нас лишь просветляют,
Как нам идти к нему, Всевышнему.
Крик беличий и елей зелень в выси,
Блеск вечных звёзд и листопад берёз…
И падших в бездну до небес возвысит
Неясный облик первозданных грёз…
Как я хочу, чтоб наступило утро
И вы воскресли, мама и отец…
Но знаю я, что мир устроен мудро,
И знаю я, что есть тому конец,
Что в этом мире будет и не будет…
И знаю я, что встреча будет там,
Где не подвластны чуду будут люди,
Где воздается лишь по их делам.
И я пишу о том, что окрыляет,
Что душу вдохновляет жить и петь …
Спасибо жизнь! Тебя благословляя,
Творец дарует силу жизнь воспеть.
И не ищи того, что будет дальше.
Творец дарует то, что можешь ты.
А замысел его узришь не раньше,
Чем он позволит – в этом смысл мечты
О том прекрасном, в чём ты воплотишься.
Иль в ужасе, где ты узришь предел …
Проклюнувшись, зерно заколосится,
Пройдя свой путь, увидишь свой удел …
Я не ропщу и, трезво осмысляя
Свой бренный путь, ищу лишь в том ответ,
Чтобы понять, насколько просветляя,
Нам Бог дает извечный свой завет.
* * * * *
Чистый лист омыт дождями,
И печалью, и снегами.
Чистый лист облит слезами,
И чернилом, и стихами.
Лист древесный – злак рожденья,
Жизни злак и утвержденья.
Лист бумажный – знак творенья,
Знак судьбы преодоленья.
На него гляжу, и точен
Знак вопроса (?) многоточий (…)
Препинаний знак отточен
Мыслесложьем червоточин.
Не расставить ударенья
В дни душевного горенья.
Не известен знак смиренья
Телу до поры старенья.
Знак свободы и веселья
В землю посадил, как ель я.
И живу, как в новоселье,
И в невзгоды, и в метель я.
Чистый лист омыт дождями,
И печалью, и снегами.
Чистый лист облит слезами,
И чернилом, и стихами.
* * * * *
Жить в башне из слоновой кости можно.
Звучит в ней музыка из «Радио Релакс».
В ней правильно, разумно всё, но сложно
Жить в башне, истину где скрыл притворства лак.
Спокоен и размерен в ней порядок.
Известно всё: вокруг безмолвствует народ.
Но хочется отпить из чашки яда,
Привычки силу чтоб в себе перебороть.
Как скучен мир! Всё новое в нём старо!
Что ни случись, случалось то не раз и встарь.
Куда не обернись, кругом устало
Глаза опущены и запылён алтарь.
Преодолеть привычные поступки
Доступно только тем, кто духом крепким жив.
А мы идем привычно на уступки
И уступаем право силе вечной лжи.
* * * * *
«Если долго всматриваться в бездну –
бездна начнет всматриваться в тебя»
Ф. Ницше
Если долго всматриваться в бездну,
Бездна тоже всмотрится в тебя.
Если и на кляче ты - наездник,
Значит, Бог создал тебя, любя.
Если долго небом любоваться,
То в ночи недолго осознать,
Что не добродетель – святотатства
Часто грязь возносят в высь и в знать.
Не хочу метать пред ними бисер,
Лучше в небо взгляд – в немой укор.
Небо перемелет всех, как миксер,
Сделав всё мечтам наперекор.
30 ноября 2012 года
* * * * *
Коль плакал бы царь по каждому жизни поводу,
Давно океаны бы вышли из берегов.
Когда бы царицы сами ходили по воду,
Им было б прощенье людское и от богов.
18 декабря 2012 года
* * * * *
Нет у света конца и начала,
Есть у света начало конца,
А затем всё начнется сначала
По неведомой воле творца.
18 декабря 2012 года
* * * * *
Лишь два процента можем воспринять
Того, что мир дарует нашим чувствам,
А в памяти способны сохранять
Не правду жизни, а её искусство
Нас радовать, будить и восхищать…
19 декабря 2012 года
* * * * *
«Если вы заметили, что вы на стороне большинства,
это верный признак того, что пора меняться»
Марк Твен
Большинство всегда не право,
Меньшинство всегда налево.
Большинство кричало «Браво»,
Предавая правых слепо.
Большинство: «Земля простынка,
И упасть с неё непросто»,
Меньшинство: «Земля – пружинка»,
И послало Юру в космос.
25 декабря 2012 года
* * * * *
«Кто понял жизнь, тот больше не спешит.
Смакует каждый миг и наблюдает –
Как спит ребенок, молится старик,
Как дождь идет, и как снежинка тает»
Омар Хайям
Кто понял жизнь, тот больше не грешит.
И дело тут не в праведных молитвах….
Кто понял жизнь, тот больше не спешит
Ошибки совершать в поступках справедливых.
25 декабря 2012 года
* * * * *
Когда комета шар земной разрушит,
И вынесет всевышний приговор,
Останутся в вселенной наши души,
Чтоб сохранить вселенский уговор.
Хочу я жить не в книгах, а в квартире,
Хочу любить и радость жизни пить…
Но я – мишень в огромном жизни тире
И ничего не в силах сохранить…
Разрушится земля, и пирамиды
Не в силах уберечь телесный мир.
Но вечна мысль, и на весах Фемиды
Не время властно, а творенья миг.
Писать, мечтать, открытьем озаряя
Вселенский мрак и энтропии власть-
Лишь так открыть врата способна рая
Моя душа, а насладившись всласть
Она уйдёт в иное состоянье
И будет продолжать любви полёт…
Лишь счастья с болью противостоянье
Нас до высоких граней донесёт,
Где всё сольётся в радости сознанья,
Что Демиург накопит не спеша…
У вечности есть сущность осознанья,
В которой не умрёт моя душа…
23 января 2013 года
* * * * *
Когда читаешь то, что написал,
То понимаешь - стоило родиться,
А написав, не стоило стыдиться
Того, что правду жизни осознал.
МЫСЛИ ПРО СЕБЯ
* * * * *
Когда в детстве ты обжигаешь палец, прикоснувшись к раскаленной сковороде, то это вызывает боль и страх, поскольку ты еще не понимаешь, что произошло и как это могло с тобой случиться, и плачешь, уткнувшись в колени матери; когда в молодости ты, нанизывая шашлык на шампур, нанизываешь на острую сталь и свой палец, то это вызывает смех сквозь слезы и порождает байку, которую ты потом рассказываешь друзьям, показывая два аккуратных шрама на пальце; когда в зрелости ты попадаешь в тяжелую аварию и перешагиваешь через состояние клинической смерти, то это заставляет тебя стать аккуратнее и начать заботиться о здоровье, которое, как ты вдруг осознаёшь, не становится с годами лучше; когда в старости ты просыпаешься ночью от нестерпимой боли в сердце и не можешь больше заснуть, то не столь угнетает тебя твоя физическая боль и немощь, сколько гнетет мысль о том, какую боль ты принесешь близким, если утром не откроешь глаз…
* * * * *
Счастлив тот человек, кто, посадив ребенком вместе с отцом дерево, на протяжении всей жизни видит, как оно растет, и кому оно, дерево, машет ветвями в прощальном поклоне, когда он, человек, уходит в свой последний путь…
* * * * *
Чего стоят часы,
проведённые в безысходном одиночестве,
когда холодными зимними вечерами
тебе не к кому обратиться,
не с кем поговорить,
некого взять за руку
и некому заглянуть в глаза?..
Не стоят они того, чтобы жизнью называться…
Ведь не жизнь эти часы,
хоть таковой и являются…
Косточка лимона,
посаженная в горшочек с землей,
даже в сибирские морозы
на окне теплого дома прорастает,
дает росток,
вытягивается до потолка,
покрывает ствол
крупными листьями и колючками,
а затем покрывается золотистыми плодами…
А косточка куриного окорочка,
как ни крути,
только голодной собаке,
да и то не всякой,
сгодится…
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Эта история уходит корнями в прошлое ...
Но прошлое быстро забывается живущими…
Дед… Я никогда тебя не видел и не слышал. Ты покинул этот мир, когда до моего появления в нем была еще вечность по человеческим меркам. Ты был солдатом Первой Мировой войны, а я родился через десять лет после окончания Второй…
В семейном предании сохранилась лишь память о том, что ты – солдат Первой Мировой – попал под газовую атаку, что предприняли немцы на Западном фронте и, наглотавшись ядовитого газа (противогазы еще не были в ходу), попал в московский госпиталь, где и отошёл в мир иной…
По семейному преданию, ты, ЕВДОКИМ, дед мой, был похоронен в числе других умерших в московских госпиталях солдат Первой Мировой под брусчаткой Красной Площади. Правда это или нет – я не знаю. Копаться в архивах дело неблагодарное и бесполезное. Это я, как историк по духу и образованию знаю, как ОТЧЕ НАШ. Но, проходя по брусчатке Красной Площади, я каждый раз чувствую твоё сердце и нашу связь. И с этим ничего не поделать…
Я уже и сам дед. На днях по просьбе дочери я возил старших внучат в Музей декоративного искусства, и в ходе этой поездки приобщился не столько к этому своеобразному искусству, сколько стал ещё чуть ближе к своим маленьким внучатам.
Дед. Дедушка. Так уже они, малыши, называют меня. И это странно. Ведь я себя пока по-прежнему таким не ощущаю.
Я был этого слова и ощущения – дед, дедушка - полностью лишён. Ты, дед, оторвался от меня на целое поколение. Мой отец был мне и отцом, и дедушкой. Сорок лет разницы в возрасте между мной и отцом – в этом причина такого восприятия, как я теперь, с годами, понимаю.
Отец родился, когда ты, дед, уже был на фронте. Думаю, что ты и не узнал о рождении своего младшего сына СЕРГЕЯ. А он, мой отец, тебя никогда так и не увидел. Почта доходила не всегда, а мобильных телефонов и эСэМэСок тогда еще не изобрели. Но как вы похожи друг на друга на его многочисленных и всего на двух твоих сохранившихся фотографиях! Вы оба для меня всегда в военной форме – ты, дед, солдат Первой Мировой и ты, отец, офицер Второй Мировой, которую мы чаще называем Отечественной.
Так же как и я, своего деда не знал и мой сын, названный в его честь Сергеем. Тяжелые военные годы, ранения, вызванная всем этим тяжелая болезнь сократили и твои годы, отец, и не дали тебе в полной мере порадоваться жизни…
Сегодня я поеду на кладбище к родителям. Уже скоро четверть века, как нет отца. Два года, как не стало мамы… Положу цветы на могилу, зажгу свечу и буду стоять, пока она не догорит. Потом зайду в кладбищенский храм, поставлю свечу и на канун…
И ком подкатит к горлу, и станет больно, но и это пройдёт…
ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
А нам остается НАДЕЯТЬСЯ и ВЕРИТЬ.
8 марта – 4 апреля 2008 года
ПРИМЕЧАНИЯ
*) Шаосин – желтое (коричневое) рисовое вино, предназначенное для питья и приготовления пищи. Зимой подается в горячем виде, нередко с пряностями и вбитым яйцом. Впервые появилось 2 с половинной тысячелетия тому назад.
**) Юйсянжоусы – крайне острое традиционное китайское блюдо: «свиные ломтики рыбного аромата». Состоит их нарубленной тонкими ломтиками свинины, китайских овощей и грибов, красного жгучего перца и приправ.
***) Тщетный - напрасный, дармовой, бесполезный; пустой, безуспешный; суетный; к земному, плотскому быту нашему относящийся, не пользующий для будущей жизни (Словарь Даля).
****) Искус - испытание, продолжительная проверка на деле чьих-нибудь качеств (Словарь Ушакова).
*****) Рака - от латинского arca — ларь, гроб. В христианской церкви — массивный металлический ящик, в котором хранятся мощи святых .
******) Диамат – диалектический материализм, составная часть (наряду с истматом – историческим материализмом) марксистско-ленинской философии.
*******) Сенс – от английского «sense», т.е. разум, смысл.
********) Написано за 2 месяца до перенесенной автором тяжелой операции, о необходимости или даже гипотетической возможности которой и мыслей не было в тот момент.
Об авторе
Владимир Власов – автор сборника стихов «ЛЮБИТЬ И ВЕРИТЬ» (1971-1977 годы), в который вошли поэтические циклы «Совершенно не летняя несовершеннолетняя лирика» (1971-1972), «Омут любви» (1972-1974), «Встречи – прощания» (1974-1975), «Моей любимой» (1975-1977), и книги стихов «НАДЕЯТЬСЯ И ВЕРИТЬ» (2004-2010 годы).