Бессонница не даст мне впасть в небытие
и я, как верный джин, готов залезть в бутылку,
чтоб пьяною лозой улечься на земле,
залив собой полуденную дымку.
Бессонница моя со мною говорит
гортанным языком восточного наречья
племен, чей грубый зев придал суровый вид,
чтоб земли простирать до Междуречья.
Бессонница моя устанет от дорог,
рассыпав по камням кресты с червивой вязью,
зальет свою печаль в покинутый порог
и ноги обернет тысячелетней грязью.
Кривящиеся рты оставит без зубов,
пустые черепа вобьет травою в шлемы,
костьми перемешав повергнутых врагов
с друзьями, не презревшими измены.
Бессонница моя, пример для одиссей,
заставит паруса искать послушный ветер,
прибьет к большой горе, среди святых камней
построит первый храм, чтобы не гасли свечи.
В ночи оживший лик свой не возвысит глас,
что медленно звучит староармянским блюзом,
из глубины веков взгляд озаряет нас,
как будто хочет рай установить союзом.