Эта осень, шутя, причисляет к сонмам жен кавалькады невест.
А на теле, джакОмо, на теле ещё тьма нецелованных мест.
Среди охры, в тягучем морозце, и летаешь, и веришь сильней.
Не заплачет, но пусть улыбнется кто-то странной удаче моей.
То языци открыть, то сердецы, а влюбиться - до маковки, в хлам.
До хрена в этом мире венеций, только тянет в родимый бедлам.
Ты, хранитель, – отчаянный лодырь, все сбывается, только не в такт.
Жизнь мечты обменяет на годы. Много избранных, мало итак.
Мальчик вырос, забросил колчан свой, парки носят лукавый прищур.
Я тебя девять жизней искала, отчего же немного грущу?
Шла веками, врастая в морфемы всех иных, не приемля вакцин,
И по птичье-ромашковой фене узнавала: мой добрый франциск.
Помню там, за границей прощанья, пару крыл с бубенцами в ночи.
Утоляют земные печали стаи ангелов – бывших мужчин.
Ночь настанет, мне печку затопят, только баньки не будет, поди.
Ад, когда о тебе и не помнят, те, кто в сердце твое угодил.
Колесо это вечно, говинда. Оси нас намотают не раз.
Видно, осень, и солнца не видно. «Аз воздам…», только где этот «Аз…».
Кто-то вечный, уставший от мира, не за тем шестидневку корпел…
Просто осень на Родине, милый. Просто жизнь, за которой апрель.