Оставив родительский кров,
пошел Нур-Адад по дороге
к соседней деревне и там,
за доброту и приют,
пасти взялся стадо коров
какой-то старушки убогой,
сказав ей, что он сирота,
и нужен ему только кнут.
Скотину он пас возле стен
дворцовых и, в помыслах гневных,
мог только с надеждою жить -
исполнить сыновний свой долг.
Старушка слыла, между тем,
искусной знахаркой в деревне -
умела судьбу ворожить
и ведала в снадобьях толк.
Однажды, посыпав золой
кипящее варево в кружке,
решила она погадать,
что юношу ждет впереди?
Отвар помешавши метлой,
судьбу разглядела старушка
и, не побоявшись солгать,
провозгласила вердикт:
«Тернист и извилист твой путь:
держа в своем сердце обиду,
обманами и воровством
познаешь богатство и крах.
Давно следовало утонуть
от тяжести зольной планиде,
но вижу я в зелье моем,
что ввек не утонет твой прах».
Прижал проницательный взгляд
колдуньи к стене Нур-Адада.
Открылись глаза из под век,
а там скорпион был внутри.
Он выполз и выпустил яд:
«Тебе я доверила стадо,
так ты, молодой человек,
скотину мою не сопри».
Для мести ему, наконец,
счастливый представился случай.
Имея в руках по ведру,
пришел повар сделать заказ:
«Дворцовый молочник, подлец,
решил нынче пойлом вонючим
нас потчевать. Выручи, друг! -
царю надои молока».
Помчался стремглав Нур-Адад
домой и, пошарив по полкам
среди зелий, снадобий, трав,
снотворный нашел порошок
и тотчас вернулся назад.
Коров подоив, втихомолку
он высыпал сонный состав
и перемешал хорошо.
Коров он отправил на луг
пастись до утра без присмотра,
принес во дворец молоко
и отдал его поварам.
Затем выждал в темном углу
удобного случая отрок, -
не пойманным в царский покой
пробрался и спрятался там.
Гимиль же, как водится, взял
наложницу очередную
и, с нею испив молока,
отправился спать-почивать.
Любовный начав ритуал,
взглянули они на луну и…
задали вдвоем храпака,
а нет бы - взглянуть под кровать!
Когда, наконец, во дворце
закончилась вся суета,
и все напились молока,
царю своему угодив,
час пробил, - достигнута цель!
Момент искупленья настал!
И кнут крепко сжала рука,
и сердце забилось в груди.
И, корчась от боли, отец
простер к сыну руки с мольбою,
прося пощадить и простить
свой легкомысленный грех.
И вот он – счастливый конец!
Отец обнял сына с любовью,
а мать из тюрьмы отпустил
к веселью и радости всех.
Ах, если бы все было так!
Но нет… тихо в сумрачной спальне,
с постели доносится храп,
и не поднимается кнут.
Был юный герой не простак,
он знал: только тронь, моментально
тревогу поднимет сатрап,
и тут же в тюрьму заметут.
Достаточно будет вполне
пока наказанья иного:
печную золу из ведра
он высыпал в спальный альков;
затем, начертав на стене
углем неприличное слово,
все ценности в спальне забрал
и, выйдя в окно, был таков.
Наутро проснулся Гимиль
с желанием, чтобы подруга
не предавалась спанью.
Но тут получился облом,
и слуги царя за дверьми
услышали царскую ругань:
«Эй, кто подложил мне свинью
да вымазал стены углем?»
Сбежался придворный народ
и видит, что их повелитель
сидит грязный, как кочегар,
в постели, - разут и раздет! -
и благим матом орет:
«Что толку от вас? – только спите,
а тут вон что! - словно пожар,
и драгоценностей нет».
Пришли Главный Страж и Судья,
явился и Главный Советник,
и нет нам нужды повторять,
что коль царь нарушит закон,
по требованью бытия
приходят на должности эти
разбойники те же опять,
что некогда выдумал он.
«Какой-то, видать, дерзкий вор
залез в вашу опочивальню» -
пробормотал Главный Страж
и в голове почесал.
«Ну, так найди мне его!
На то ты и стражи начальник,
чтобы здесь не было краж» -
разгневанный царь приказал.
Разбойники были всегда -
есть нынче разбой и вчера был,
и этот порядок вещей -
грабить обычных людей -
можно понять, но когда
еще и разбойников грабят,
то это не шутки, вообще,
а форменный беспредел!
Тотчас Главный Стражник созвал
оперативный состав,
распоряжения дал,
в ночной сам поехал дозор.
Но лишь одного он не знал,
что с пастбища, словно с поста,
за стражей его наблюдал
хитрый и бдительный вор.
Ходил со скотом он вокруг,
играл на свирели пастушьей;
встречая служивых людей,
расспрашивал их - что и как.
Поведал раз кто-то из слуг,
что Стражника дочка ждет мужа
давно, все глаза проглядев,
а тот все не едет никак.
Жених был сосватан давно -
еще в малолетстве заочно.
Такие уж нравы! - был брак
угоден обоим отцам.
Никто здесь ни духом, ни сном
не ведал, как выглядит точно
жених - умный или дурак?
Да бог с ним! - не пить же с лица.
Был вечер уже на дворе,
пора приниматься за ужин.
Но мрачным сидел Главный Страж –
покинул его аппетит!
Все вроде бы предусмотрел
и лично с дозорами кружит,
а царь его за саботаж
почти каждый день материт.
Вдруг снизу послышался стук, –
ну, кто там еще, на ночь глядя?
Знакомый какой иль сосед?
Вот радость! – никто и не ждал:
для дочери муж тут как тут -
с подарками и при параде
пожаловал во всей красе
и тестя душевно обнял:
«Любимый мой тесть дорогой!
Любимая теща! - я счастлив
увидеть воочию вас
и дочь обрученную взять.
Ваш дом для меня - дар богов,
и чтобы, хотя бы отчасти,
за это воздать вам сейчас,
дары преподносит вам зять».
И вот уже прямо к столу
ведут долгожданного гостя.
Служанки готовить бегут
для дочери брачный наряд.
В кругу суетящихся слуг
хвалебные слышатся тосты,
сикеру ядреную пьют
и по душам говорят.
«А тут у нас - прямо беда!
Недалеко до позора, -
спустя время тесть проворчал. -
Прощай, мне на службу пора!
Повадился вор к нам сюда.
Поеду я на ночь с дозором,
а ты, милый зять, не скучай -
ступай, отдохни до утра».
«Послушайте, разве нельзя
и мне побывать в карауле?
Места оглядеть, да и вам
не словом, а делом помочь, -
воскликнул восторженно зять. -
Помилуйте! уснуть смогу ли,
когда кружится голова
от мысли обнять вашу дочь?»
Ни в чем Главный Стражник не мог
перечить любимому зятю.
Да и хотелось ему
беседою скрасить дозор:
«Ну что же, поедем, сынок!
Пока дочка рядится в платье,
глядишь, может быть, и в тюрьму
ко мне угодит хитрый вор».
В дозоре никто не скучал.
Гостеприимному тестю
хотелось во всем угодить -
лицом караул показать.
А юноша все примечал! -
Главного Стражника лестью
не забывал наградить
весьма любознательный зять.
Прервался задуманный план
в каком-то глухом околотке,
где сторож, нарушив устав,
ушел раньше времени спать,
а зять, как последний профан,
увидев пустые колодки,
воскликнул: «А что у вас там
такое, хотелось бы знать?»
«А это - ответствовал тесть -
вменяется, дабы преступник
не мог ни ногой, ни рукой
пошевелить, и на то
запор хитроумный тут есть:
замкнется, едва лишь пристукни,
а вот разомкнуть нелегко -
потребуется долото».
«Замкните, прошу вас! – зять взял
колодки и сунул в них руки. -
Никак не пойму, хоть убей,
как действует хитрый замок?»
«Заковывать зятя нельзя! -
сказал Главный Стражник. - А ну-ка,
давай покажу на себе.
Гляди, как все просто, сынок!»
Ни в чем Главный Стражник не мог
перечить любимому зятю
и ловко колодки надел,
а нет бы, подумать о том,
что прежде, чем хитрый замок
защелкивать, было бы кстати
задаться вопросом: а где
спасительное долото?
Куда-то исчез инструмент, -
вот горе то! С должным вниманьем
разыскивал зять тут и там, -
ну, весь от усердия взмок!
А надо сказать, в тот момент
лежал ключ у зятя в кармане,
который он загодя сам
туда положил под шумок.
Домой Главный Стражник послал
с оказией юного зятя:
«Не дай бог проведает вор,
что стражник в колодки попал.
Гони, что есть духу, осла!
Тебе долото надо взять и
назад мчаться во весь опор,
покуда никто не узнал».
Тем временем Стражника дочь,
надев праздничные одежды,
во всеоружии чар
гоняла по простыням блох.
Но первая брачная ночь
не оправдала надежды,
и превратился в кошмар
начавшийся переполох.
«Ой, теща, большая беда
пришла, открывайте ворота! -
кричал запыхавшийся зять
и в дверь кулаком молотил. -
Там тестя под суд царь отдал
и приставов целую роту
направил имущество взять.
Вам надо хоть что-то спасти!
До выяснения дел
тестя забили в колодки.
Он обвиняется в том,
что якобы вору помог.
Я со слезами глядел
как он сидит в околотке
и просит меня об одном -
ценности чтобы сберег».
Немедленно женщины все
сняли с себя украшенья,
а зять, взяв просторный мешок,
мгновенно обшарил весь дом;
невольно лишь в спальне присел,
но, преодолев искушенье,
девицу обнял и ушел
с мешком на закорках, с трудом.
Ошеломила всех весть
о том, что начальник охраны
в колодки забил себя сам,
позволив свой дом обокрасть.
Видать, чудеса в мире есть,
несовершенном и странном.
Однако нельзя чудесам
позволить обкрадывать власть!
Разгневался царь, налиты
были глаза его кровью.
Стоял перед ним Главный Страж
с колодками наперевес.
«Ну, отвечай, - коли ты
не стал сам преступнику вровень
и не был виновником краж, -
зачем ты в колодки полез?»
Упал незадачливый муж
перед царем на колени:
«Помилуй! не ведаю как
все это случилось со мной.
Вор очень хитер, и к тому ж
способствовала преступлению,
знать, силы нечистой рука
над бедной моей головой».
Советник склонился к царю
и пошептал ему в ухо.
На этом закончился суд,
и царь вынес свой приговор:
«Ты просто болван, я смотрю.
Проваливай! и чтобы духу
нечистого не было тут.
Я слушать устал этот вздор».
И царь приказал: коли так,
пусть Главный Советник за дело
возьмется, и чтобы в три дня
в темницу посажен был вор!
Советовать - каждый мастак,
а делает дело - умелый.
Советник всю стражу поднял
и был на решения скор.
На совещанье созвал
оперативный состав,
распоряжения дал,
в ночной сам поехал дозор.
Но лишь одного он не знал, -
что с пастбища, словно с поста,
за стражей его наблюдал
хитрый и бдительный вор.
Кружил за дворцовой стеной
Советник с дозором, все дальше
плетя свою сеть как паук,
но вора нигде не сыскал.
В тенета к нему в час ночной
попался лишь бедный стиральщик, -
он не покладал своих рук
и что-то в реке полоскал.
Тут Главный Советник к нему
подъехал со свитою грозной
узнать, отчего этот тип
не спит, а блудит по ночам?
«Эй, черноголовый, кому
белье ты стираешь так поздно?
Что, времени днем не найти
на эти дела? – отвечай!»
На это стиральщик ночной
промолвил: «Известное дело,
все воры, как раз по ночам,
по этой дороге идут;
добычу несут за спиной
и, ежели тело вспотело,
за стирку они сгоряча
мне впятеро больше дадут!»
Советнику от этих слов
заперло дыхание в горле.
Стиральщик, казалось ему,
был послан самою судьбой.
Уже предвкушал он улов:
будь ловок преступник, хитер ли,
а все-таки сядет в тюрьму,
какой бы он ни был – любой!
«Я дам тебе больше стократ -
не поскуплюсь на награду
за то, что поможешь ты нам
коварного вора поймать.
Мы вместе с тобой, в аккурат,
ему тут устроим засаду.
От нас не уйдет ни одна
душа, дай лишь только нам знать».
«Здесь вам не укрыться нигде.
Лесов и кустов – кот наплакал, -
ответил стиральщик. - Но вам
могу дать совет я простой:
устройте засаду в воде!
Без тела и форменных знаков
поди–разбери голова
торчит или бакен пустой?»
Советник немедленно дал
приказ караульному взводу
раздеться и в воду нырять.
Обмундирование взял
стиральщик, а голый балда
повел караульщиков в воду,
забыв сдуру, что доверять
случайным прохожим нельзя.
Шло время, и берег крутой
укрыла кромешная тьма.
Под сенью мерцающих звезд
весь мир безмятежно уснул.
И только всю ночь под водой
советник царя не дремал,
да службу безропотно нес
сторожевой караул.
А утром, еще в неглиже,
царь глянул случайно в окошко
и не поверил глазам
своим, увидав вдалеке,
как дюжина голых мужей
украдкою шла по дорожке,
и возглавлял ее сам
советник царя, налегке.
Разгневался царь, налиты
были глаза его кровью,
когда встал Советник пред ним
в компании голых телес:
«Ну, отвечай, коли ты
умом и рассудком здоровый, -
не будучи рыбе сродни,
на кой ляд ты в воду полез?»
Упал незадачливый муж
перед царем на колени:
«Помилуй! не ведаю как
все это случилось со мной.
Вор очень хитер, и к тому ж
способствовала преступлению,
знать, силы нечистой рука
над бедной моей головой».
«Ты просто болван, я смотрю.
Проваливай! и чтобы духу
нечистого не было тут.
Я слушать устал этот вздор.
Придется, как видно, царю
теперь отвечать за проруху».
На этом закончился суд,
и царь сам поехал в дозор.
Об этом узнал Нур-Адад
и, мать свою рядом представив,
подумал: «Настала пора
мне клятву сдержать твою, мать!» -
Затем, справив новый наряд
торговца, пошел за заставу
с нехитрым запасом добра
и сел якобы торговать.
С дозором Гимиль, между тем,
дворец обошел и весь город.
Нигде так и не находил
царь явных примет воровства.
Как вдруг за пределами стен
дворца в неурочную пору
попался торговец один –
он ночью еду продавал!
Наехал Гимиль на него
со всей своей свитою грозной -
узнать, отчего этот тип
не спит, а блудит по ночам?
«Эй ты, человек, для кого
едою торгуешь так поздно?
Что, времени днем не найти
на эти дела? – отвечай!»
На это торговец ночной
промолвил: «Известное дело,
все воры, как раз по ночам,
по этой дороге идут,
а я их зову на постой
к себе, чтобы пили и ели.
С устатку мне воры на чай
что хочешь дадут за еду!»
Нос царский почуял улов:
«Тебя, за преступником следом,
подвесить бы надо на крюк
за твой продувной интерес.
Да - ладно! Скажи, из воров
никто в задушевной беседе
не говорил, что к царю
в опочивальню залез?»
«Ну, как же! про эти дела
не знают одни только дети.
Из уст переходит в уста
немыслимый тот анекдот.
Людская молва к власти зла, -
ее не притянешь к ответу.
Но нынче по этим местам
твой вор непременно пройдет».
Тут вспыхнула ярость царя
и затуманила разум.
Хотелось торговца связать
и вырвать язык наглеца.
«Ну, хватит болтать почем зря!
Под корень я вырву заразу!
Но ты должен мне указать
на вора» – потребовал царь.
«И рад указать бы, но - как?
Вор ходит всегда осторожно,
увидит тебя и – в кусты!
Тут действовать надо хитро.
Оставить его в дураках,
мне кажется, все-таки можно,
в мешок если спрячешься ты,
а люди твои – за бугром».
Что ж, царская власть - это крест,
над властью смеяться негоже.
Нельзя ее глупость винить, -
ей надо быть мудрой вовек!
Но личный когда интерес
царям подноготную гложет,
они могут так же сглупить,
как и любой человек.
Гимиль отдал строгий приказ
отряду устроить засаду
в соседнем овраге и ждать
условный сигнал от царя.
Когда люди скрылись из глаз,
торговец сказал, что не надо
царю ждать в мешке, пока тать
придет, да страдать почем зря.
«Смени-ка одежду свою, -
попроще возьми да с комфортом
сиди, чтобы издалека
вор видеть подвоха не мог.
А я впереди постою.
Как только появится вор там,
я свистну, и наверняка
тогда уж полезешь в мешок».
«А ты, вижу, парень – не прост!
Толково придумано!» – мигом
Гимиль скинул царский наряд
и скромное платье надел.
Ну, надо же! – впору был рост,
точь-в-точь угадал шаромыга!
Такое предвиденье зря
Гимиль впопыхах проглядел.
Что было потом, угадать
нетрудно читателю будет.
Торговец ушел, в тот же миг
увидел царь в сумерках как
с мешком по дороге шел тать.
Когда свист донесся оттуда,
тотчас затаился Гимиль
внутри вещевого мешка.
И подошел к нему «тать»,
и крепко мешок завязал он,
и царский примерил наряд.
Стиральщик, коров поводырь,
торговец и вор - царем стать
настала пора Нур-Ададу!
В костюме он был на царя
похож как две капли воды.
Гимилю в мешке, изнутри,
мотив наглеца был неясен.
Ругаясь, не ведал отец
за что должен кару нести.
А сын от души раза три
мешок плетью перепоясал
и клятву свою, наконец,
исполнил, за мать отомстив.
Затем, дав условный сигнал,
он вызвал отряд из засады.
Не усомнился никто
при виде царя, что в мешок
коварный преступник попал.
И были служивые рады,
и думали только о том,
что срок их дозора истек.