Что-то с вечера лапы ломило,
Подступала под горло тоска.
Может, просто на ребра давила
В тесной будке от пола доска?
Может, просто ошейник, зараза,
Слишком туго на шею надет…
Я давно стерегу автобазу,
С косолапых щеняческих лет.
И ночами без сна и награды,
В летний дождь и в мороз на снегу
Я машин большегрузное стадо
От недобрых людей стерегу.
Но за всю многолетнюю службу,
За тревожный мой пост до утра
Сторож плюнул в собачую душу,
Ни за что накричавши вчера.
Он ботинком ударил два раза
И, довольный собой, хохотал…
Жаль, что Федора нету на базе,
Он меня бы в обиду не дал.
Он погладил бы ласково спину…
Но КАМаз его с грузом из плит
Почему-то с разбитой кабиной
Третьи сутки печально стоит…
Сторож, видимо, снова напился,
Да, похоже, не в духе притом.
Он, ругаясь, в сторожке закрылся
Вместе с наглым вальяжным котом.
Будут есть колбасу с кити-кэтом
В теплом доме за толстой стеной.
Ну а мне здесь не спать до рассвета,
Пост суровый нести под луной.
Сторож кость из окошка мне бросил,
Как подачку бродячему псу…
Затянулась холодная осень,
Видно, снова зима на носу.
Мне всю ночь что-то лапы ломило,
И душила угрюмая злость,
И обида под горло давила,
Будто старая голая кость.
А под утро приснилось такое,
Будто кто-то меня пожалел,
И погладил по шерсти рукою,
И на корточки рядом присел.
У него были старые брюки
И шершавые, словно наждак,
Как у Федора, добрые руки
И пропахший соляркой пиджак.
Он тихонько о чем-то устало
Мне на ухо, как друг, говорил,
И прощаясь, как в детстве бывало,
Мне под нос эскимо положил…
Просыпаюсь, глаза открывая,
И тихонько смотрю из-под век, –
Эскимо мое, медленно тая,
Превращается в выпавший снег.
Он на будке лежит и на крышах,
Он гирляндой висит с проводов,
Он всю землю укутал неслышно,
Даже нету кошачьих следов.
Он настиг, словно птица, кого-то…
И как белым, холодным крылом,
Он накрыл и забор, и ворота,
И кабину с разбитым стеклом.