И, если ты уйдешь, – я не умру.
Я знаю: от любви не умирают.
Я знаю: я же падала, сгорая,
И думала – не поднимусь к утру.
Но поднялась. (И даже той же ночью)
Припала лбом к оконному стеклу.
Себе чужая. В розовой сорочке
Мои ль босые ноги на полу?
Моим – всегда до слез любимый голос
Твердил: «Простынешь. Тапочки надень.»
Стою. Молчу. Вот-вот проснется город.
Вот-вот на горло мне наступит день.
И нужно будет жить. Тоска прощаний
Увы, не избавляет от проблем.
О той любви восторженно-печальной
Пытливый мальчик, ты спросил зачем?
К чему тебе мои воспоминанья?
От той меня ты не найдешь следа,
Теперь я избегаю обещаний
И всякий раз прощаюсь навсегда.
Но ты моим молчанием измучен,
Ты хочешь истины, так вот она – лови:
Обжегшийся на молоке научен
На воду дуть. И я боюсь любви
Твердя: «Не сотвори себе кумира!,
Поскольку им и будешь ты убит.»
Но так уж повелось с начала мира –
Запретный плод и гениев манит
И дураков. А я посередине –
Всего-то женщина – изменчива, как дым
И вот уж губы забывают имя
Его. И наполняются твоим.
Но я теперь мудрей и осторожней
Прости меня. Я приняла игру.
И если ты уйдешь,
что так возможно,
Я, дай-то Бог,
быть может,
не умру...