Белка, бегущая в колесе, стремится
Вовсе не за орехом. Сама не зная,
Бежит в погоне за ускользающим смыслом
Своего же бега, не подозревая,
Что замкнутость подразумевает бесцельность...
Милая моя, родная, заклинаю тебя:
Отпусти белку!
Там, где все прямые скрещиваются восвояси,
Рождая нечто невообразимо округлое и живое,
Там, где фонари лишаются однозначья,
Распускаясь пионами ровно в полночь,
Там, под вечно согбенной аркой,
Стоят двое.
Нет, из квадрата не вычислить корня в кубе,
Но покуда я мысленно перебираю
Позвонки на спине твоей, что изогнулась
Чашечкой рук, заведомо состоящих
Из одних лишь запястий, перетянутых
Страстью в губы,
Где зрачок - помесь финика и ореха, -
Где-то там, на истаяньи пульса, я знаю,
Две фигурки застыли на перекрестьи.
И покуда они стоят, те двое,
Те, что нами же сплетены из детства,
Слушай меня: из всех спектров возможных я выбираю -
Белый!
И красный - из всех трамваев на свете!
Сделай милость себе и белке: открой дверку!
Да, беличье колесо теряет в предназначеньи,
Враз лишаясь перечня цепких лапок,
Но зато теперь в нём открылась дверка!
А колесо с вписанным в него квадратом, -
Нечто неизмеримо большее, нежели если б
Просто являло собой совокупность граней...
И, согласись, две фигурки на перекрестьи
Тонких проволочек - некий символ.
Да и тщетность бега по нисходящей
Замкнутости - вновь обретает смысл...
Или, хотя бы, его подобье...
Ибо что есть свобода, как не простор для глаза,
Где взгляд, скользя по абрису линий,
Не возвращается к точке исходной, уподобляясь
Себе самому, но - со знаком минус.
Милая, отпусти белку...
11.XII.06.