Долгое тихое шествие невесть куда...
как сумасшествие… дудочка всхлипнет в футляре –
больно на слух, да и слышишь как будто в угаре…
отзвуки молкнут… и, кажется, что навсегда…
Ветер натаскан на стекла, в ослепшем окне
лампочка тусклая… будто бы жизнь выгорает,
теплится чуть на пороге кромешного рая…
что-то подобное, помнится, тлело во мне…
Тихое шествие… к вести, которой не ждешь,
к вести, что вдруг ощущаешь на мякоти пальцев –
в пальцах задумчивых листья ольхи разомнешь,
и обомлеешь, захочешь побыть постояльцем
в этой весне, чьи усталые звуки глухи,
в этом дворе, где чуть булькает жизнь в черных лужах…
Жизнь это химия… в легких продрогшей ольхи
чахнет скворец, наглотавшийся нефти и стужи…
Он, как и дудка, способен на всхлип да на вскрик –
хриплый, простуженный, непоправимо прощальный…
Трудно дышать – так на музыку мы обнищали.
Вся и надежда на темный, невнятный язык
вести нежданной, всё длящей планиду вперед,
всё не дарующей трезвости строгой рассудку.
Жизнь это все же алхимия, магия, дудка
змей заклинателя, что еле слышно поёт…