Обыкновенный осенний вечер.… Нет. Не так. Не обыкновенный осенний вечер. То есть, не банальный, не похожий, другой.
Ветер. Сильный, хлесткий, холодный, порывистый, как сбившееся дыхание.
Она. Назовем ее Элли. О ней можно говорить много, но мы не скажем ничего. Просто девушка, которая живет среди нас. Возможно кто – то ее видел, а может ее нельзя увидеть…не суть важно. Элли по-своему красива, именно по- своему,…так как нравится ей. У нее синие глаза, чем она, не скрывая, гордится, высокий рост и буйная шевелюра. Еще у нее есть улыбка и целая жизнь, с последним пунктом она, правда не совсем знает, что делать.… И часто, перебирая, доставшиеся ей минутки и секунды, нанизывая их на временную нить, с некоторой досадой понимает, что рисунок или образ, или что – то, чему она до сих пор не придумала названия, скажем ощущение, вырисовывается совсем не тот. Этот факт ее каждый раз расстраивает и вызывает острое желание распустить нить и собрать бусинки – секунды заново, но она не знает как. Пока не знает.
Сегодня она вышла на улицу, потому, что услышала ветер. Элли показалось, у него что – то произошло…что – то грустное, и это его сбившееся дыхание, попытки ударов наотмашь, холодный взгляд, вызвано именно тоской.
Ветер яростно взвыл. Одинокие прохожие, испуганно вжали головы в воротники курток и ускорили шаг. Им было не понять ветер, а ветру было наплевать на их понимание. Элли осторожно протянула ему руку, ладонью вверх. Ветер, на мгновенье, удивленно замер, рассматривая бледные тонкие пальцы. Вокруг него, как в замедленной съемке, парили листья, похожие на желтые кораблики. Луна, заинтересовавшись, происходящим осветила всю картину, получше какого то там фонаря. Фонарь, обиженно мигнул, поскрипел, качая головой, и погас. Элли ободряющее улыбнулась – ну же! Ветер, не мигая, уставился ей в лицо – Ты, что меня видишь???
- Ну да – не менее удивленно отреагировала Элли. – Конечно. Стала бы я разговаривать с невидимкой. Это было бы странно. Ты не находишь?
- Нахожу. – от растерянности ветер даже не заметил лукавства в ее голосе. Действительно. Что ж тут странного? Видеть ветер, это нормально, а вот разговаривать с невидимкой… это да…это странно….
- Так и будешь стоять здесь, как столб? Или все - таки возьмешь мою руку и расскажешь мне, что произошло?
- Если я коснусь твоей руки – ветер недобро усмехнулся – от твоих пальцев мало что останется. Они станут ледяными.
- Как сейчас? – Элли легонько дотронулась пальчиком до ветра. Тот испуганно отшатнулся, вызвав немалый переполох среди листьев и пространства.
- Да… - прислушиваясь к ощущениям, кивнул ветер – Именно… Ты вообще кто?
- Я Элли.- она сказала это таким, тоном, будто бы все этим объясняла. – А, что? Это так важно?
- Да нет – еще больше растерялся ветер – просто я в первый раз разговариваю с девушкой. И тем более – он осторожно провел маленьким порывом по ее руке – касаюсь ее, и она при этом не умирает. – в его голосе невольно сквозило недоумение.
Совсем как у нас, когда мы вдруг обнаруживаем у давно привычных вещей иное значение, зачастую гораздо более сложное и емкое, чем нам казалось. Это все равно, что, например, узнать, что сосед по лестничной площадке, которого вы никогда не замечали - гениальный художник и за его непрезентабельно – помятой внешностью, кроется красивейшая в мире душа, способная творить, искать, страдать и мечтать. Или, что банальней, обнаружить у собственной кастрюли способность говорить, совсем, как в «Федорином горе». Хотя, вряд ли у ветра были кастрюли.
- Теперь знаешь, что бывает и так. – Элли улыбнулась, наклонив голову, и посмотрела на ветер, сквозь ресницы.
- Да…покачала головой Луна - ветер явно собирался выиграть приз на главного «тормоза» всех стихий. Его, конечно, можно понять. Она сама наблюдала за этой девочкой с легкой паникой, пока не приняла и не полюбила ее такой, какая она есть. Теперь, Луна, часто смотрит на нее, сквозь окно маленькой квартиры и изо всех сил пытается развлечь, когда девочка плачет. Надо отдать ей должное, плачет она редко. Не плакса, вообщем. Луна призадумалась, вспоминая, когда видела слезы последний раз и, обрадовано улыбнулась, давно. Она тогда славно потрудилась, сооружая на стене дома замки и придворных из своего лунного света. Даже пришлось призвать на помощь тень, что бы заставить фигуры ожить и показать девчонке танец, придуманный знакомой звездой. Была одна такая…баловница….так и сорвалась в танце….а Луна ведь предупреждала….
- Так о чем это я? Старею… - и, подперев рукой округлую щеку, Луна продолжила наблюдение за диалогом….вернее монологом, потому, как Ветер до сих пор пребывал в состоянии прострации и все еще касался руки Элли, не в силах поверить в происходящее.
- Что тебя так расстроило, ветер?- голос Элли был мягким и вкрадчивым, так на своих пушистых лапках в комнату входит кошка, что бы остаться в ней на всегда.
Ветер оторвался от созерцания ее ладони и нахмурился. Вокруг него взметнулись и осели тысячи маленьких мгновений, вперемешку с пылинками, ветками и прочими составляющими городского асфальта.
- Я сегодня понял, что никогда не смогу вернуть ее…вернее понял я это давно. А сегодня я в это поверил. И, готов поспорить, именно в ту минуту ее действительно не стало. Получается я убил ее. – ветер поднял на Элли беспомощные больные глаза – Да?
- Ну, что ты! – Элли готова была заплакать от бессилия помочь, этому заблудившемуся порывистому ветру – Просто ты сегодня смирился с ее потерей, и как бы больно это не было, теперь ты готов к новым встречам и к новой любви. В этом нет предательства.
К новой любви? – ветер рванул девушку на себя и вихрем поднял над городом – Знаешь, что такое любовь?
Элли испуганно схватилась за дуновение – Вообще – то нет.
Любовь – ветер зло сверкнул глазами – это когда ты за одну секунду взлетаешь ввысь, как ты сейчас, а потом – он холодно улыбнулся и отпустил Элли в свободное падение – падаешь вниз и разбиваешься. Только, к сожалению не насмерть. Ты остаешься калекой. На всю жизнь… - наклонив голову и скрестив руки – вихри ветер пронаблюдал еще секунду испуг летящей вниз девчонки и за микрон до смертельного касания подхватил ее и опустил на землю. – Нельзя, девочка, кто бы ты ни была, изменить Мир, не попробовав его на вкус. – Когда Элли дослушала последнюю тихую ноту его голоса, ветер исчез. Или, как говорят обычные люди – перестал.
Боясь, что ноги не выдержат, она опустилась на тротуар.- «Не попробовав его на вкус»… интересно, как это?
- А это – раздался рядом насмешливый мужской голос – Значит нужно перестать бояться жить и начать, наконец, совершать ошибки. Свои собственные.
- Между прочим, невежливо с Вашей стороны подкрадываться сзади и говорить всякие умности – Элли недовольно обернулась и увидела только очертание силуэта.
Очертание рассмеялось и сдвинулось чуть в сторону лунного света, оказавшись достаточно интересным, темноволосым и невыносимо, противно уверенным в собственном превосходстве.
Элли нахмурилась. - Терпеть не могу пижонства. И вообще, все эти трюки с внезапной материализацией мы уже проходили.
- Ну конечно – расхохоталось очертание, окончательно растеряв всю таинственность образа и воплотившись, наконец (не без помощи старушки Луны и парочки ее подзатыльников) в молодого мужчину. Парнем его было бы назвать вернее, но … парня он уже перерос, а мужчиной еще не стал, при этом в нем было столько достоинства и породы, что стоило выдать ему авансом звание мужчины, присовокупив прилагательное «молодой», призванное хоть немного обозначить его незрелость.
- Мисс самоуверенная выскочка, собственной персоной – он шутливо отсалютовал несуществующей шляпой – все так же болтаем со стихиями и боимся говорить с людьми?
- Перестань! – Элли зло сверкнула глазами – Пусть я выскочка, зато я не настолько слепо влюблена в себя, что бы не замечать окружающих.
- Конечно. – Он снова усмехнулся - Любить себя это искусство. А ты далека от него, как гончар от скульптора.
- Претендуешь на скульптурную лепку? И что же ты уже слепил? Парочку десятков нимф? Исключительно – она прищурила глаза и растянула фразу, копируя его стиль – Под влиянием прекрасных порывов души.
- Ревнуешь? – он подошел ближе и отвел рукой непослушную прядь волос, мешающую видеть ее лицо.
- Я? – она, не мигая, уставилась ему в глаза – Ах! Ну да! Как же я могла забыть! Мистер уверен, что все просто обязаны быть в него влюблены! А те, кто по какой – то причине еще не осознали своего предназначения - либо глупы, либо слепы, либо скоро прозреют.
- Тогда почему ты так нервничаешь в моем присутствии?
- Потому, что ты меня раздражаешь! Своей наглой упертостью! И своими… Элли осеклась, рванула на себя дверь подъезда и с грохотом захлопнула ее прямо перед его холеной физиономией. Чуть не влипла. Даже самой себе она не до конца признавалась, что до каждой реснички может описать его глаза. До мельчайшего нюанса оттенков и выражений. И что, черт побери, она постоянно их видит и не может выкинуть из головы. Так бывает, закрываешь глаза и сразу же, как по мановению волшебной палочки, перед внутренним зрением, как говорили в сказках «встает» лицо с горящими, как ночь черными глазами, кудрями и капризным изломом губ.
Она прислонилась спиной к неряшливой двери, цепляясь за нее как за настоящий бастион, чем не мало польстила неумело обработанным доскам.
Закрыла глаза и тут же распахнула их с раздражением и злостью на свое предательское воображение, тут же услужливо подсунувшее ей привычный образ. Дверь, конечно, только номинальное препятствие. Если бы он хотел, то давно уже стоял бы напротив. Но он не хотел. Может быть, именно это и задевало ее больше всего. Его нежелание и пассивность, что-либо предпринимать. Он просто ждал, когда она наиграется в свои игры с достоинством и прочей чепухой и придет к нему. Сама. А пока она борется со своими ветряными мельницами, он мило проводит время, не особо напрягаясь по поводу ее отсутствия. Гад – Элли стиснула кулачки – он позволяет себе роскошь быть таким, какой он есть. Это нормально и естественно для него, как, скажем, дышать или видеть или…впрочем, это неестественно, но он довольно быстро привык к своему дару и научился использовать его в своих целях. Она отчаянно завидовала ему. Только этому. Только его бесшабашной свободе делать, то, что он хочет и ни граммом больше. Ну хорошо…его смелости и «здоровому пофигизму». И умению быть равнодушным. Или актерскому таланту. – Целая ода получилась – Элли усмехнулась – он бы порадовался, если бы узнал, что именно я о нем думаю – «не попробовав его на вкус»…Стоп! Не хочу я пробовать, что огонь горячий, что бы убедиться в этом. Я и так это знаю! Хватит! – отлепившись от дверей, Элли легко взбежала по лестнице на свой этаж и оказалась в квартире.
Ее дом представлял собой довольно странную, если не сказать, гремучую смесь стилей и направлений, но главное, что присутствовало в наполнении интерьера – это пространство. Чистое и легкое в своей первозданности, незахламленное старыми вещами и памятью. Она мечтала о камине, но это было несбыточно…пока, по крайней мере. Если бы у нее был камин, она непременно завела бы большую лохматую собаку и притащила бы кресло –качалку с пледом. И вечерами, она варила бы глинтвейн и вместе с собакой они стали бы смотреть на искры и живое пламя. Пламени бы понравилось у них. Но камина пока нет, собаки тоже, глинтвейн на газовой конфорке Элли категорически не признавала, поэтому огню придется подождать осуществления желания и пригласительного билета.
Сбросив туфли, она прошла на кухню и зажгла бра. Элли не любила яркого света, ей по душе были сумерки, которые таили в себе невероятное количество игры теней, их рисунки, наброски, недосказанности и намеки.
Мягко щелкнул электрочайник, оповещая хозяйку о своей готовности напоить ее чаем. Элли достала свою любимую «сиротскую» чашку, маленькое ведерко, как шутливо говорила ее мама и сосредоточенно уставилась за окно. Там была ночь и Луна. Еще там были звезды и миллионы маленьких сомнений. Элли любила смотреть на чужие окна и представлять, как за каждым из них живут люди. С самого детства она всегда поражалась, как можно проходить мимо домов, так равнодушно и холодно, как это делают обычные прохожие. Ведь за каждым окошком – своя судьба, целые жизни, полные смеха, слез, любви, разочарований, счастья и горя. Она знала, что, например, вон за теми занавесочками живет женщина, она несчастна, потому, что любит мужчину, живущего через несколько окон дальше, вместе со своей семьей. Он иногда приходит к ней и тогда занавески опускаются, защищая покой и мимолетное счастье своей хозяйки. В последнее время они все время подняты.
Отойдя от окна, Элли вздохнула.
Это был ее бич. Ее собственный Дьявол – не умение быть равнодушной. Вопреки всему она не умела, да и не хотела, если признаться уж совсем откровенно, быть «ровно дышащей ко всему», что происходит вокруг нее. Ошибка и отсутствие инстинкта самосохранения, состояло еще и в том, что она не умела абстрагироваться и не пропускать события и судьбы СКВОЗЬ себя. Элли легко было ранить словом, неосторожным жестом, холодностью и пренебрежением. О да! Она сразу же давала сдачи, но это вовсе не означало, что потом, в одиночестве, прокручивая в голове сотый раз сцену и находя все более достойные и колкие ответы, она не переживала и не расстраивалась. Она хотела, что бы ее любили, но в то же время не верила в то, что ее можно полюбить. Не увлечься, не влюбиться, а именно полюбить…до невозможности вздоха. Элли внутренне смущалась, когда ей говорили о любви. Она НЕ ВЕРИЛА. Никто не сказал это так, что бы она поверила. Значит, никто не любил. Это было ее невеселое заключение. Она сомневалась. Сомневалась во всем, что касалось отношений. Этот самоуверенный молодец, был прав – ей намного легче говорить со стихиями, чем с людьми. Со стихиями все было понятно, ясно и прозрачно. Там не было возможности игры с ее стороны и надобности в Игре с их. Все призрачно. Ирреально. Не возможно. Элли как никто другой знал, какие огромные возможности дают личности эти слова, произнесенные другими. Отрицание бытия чего – либо, автоматически создает параллельную реальность, для тех, кто вопреки всему не верит в чужие отрицания. Дарит свободу творить и создавать свои правила и жить, следуя им, не опасаясь ничего… просто потому, что ЭТОГО НЕТ, а значит, ЭТО никому не мешает и ЭТО никто не отнимет. Нельзя присвоить несуществующее. Нельзя захотеть то, о чем ты даже не знаешь.
Элли дорого бы дала, что бы занавески на том окне опустились и больше не поднимались, но тогда поднимутся шторы на другом окне. Это закон чаши весов. Кому то станет лучше, а кому то хуже. Почему-то это еще называют очень строгим словом – справедливость.
Элли снова подошла к «стеклянным глазам», так она называла все окошки, распахнула створки и шагнула в темноту.