Василиса

Иван Рассадников
Компьютерной Василисе признаюсь, как на ладони моей вырастает город во имя её имён.
Попробую выждать время с надеждою на взаимность, сжимая рукою бледной как мякоть шелка знамён.
Надену с утра сомбреро, камзол, эполеты, в туфли изысканные обуюсь, красивый возьму платок.
Заправлю нетерпеливо мобильный аккумулятор, покажется, что услышу в розетке клокочет ток.

Вдавлю голубую кнопку в массивный системный корпус, загрузка пройдёт нормально, включу интернет (модем).
Подумаю, боже правый, когда бы она емелей шепнула своё «согласна» – вокруг бы расцвёл Эдем.
Увы на печи емеля уснёт, не проснётся, к чёрту, лишь мусорный ветер спама заполнит почтовый бокс.
Калёной стрелою щёлкнет мышонок по синей букве, ярлык интернет эксплорер дырявя навылет в бок.

Просторным окошком чата, который подобно сводне нам выделил друг для друга уютный такой приват
Мгновение полюбуюсь, и буду логин печатать. Успешно пройдя проверку, в экран прошепчу виват.
Струятся ручьи и реки в невидимых магистралях, урчат сервера и сети, как щепа, рубли горят.
Слагаются в мегабайты молекулы интернета смешные козявки биты – лавины идут подряд.

Компьютерной Василисы, сеньоры моей желанной, кому посвящаю город – не будет, увы, в сети.
Тоской обольётся сердце, так птица над разорённым гнездом нарезает петли. Лети, моя боль, лети!
Я стану читать печально в распаханном поле чата ответы, вопросы, строки, скупой неприватный флирт.
Вебкамеры смотрят в небо, в бумаги, в чужие лица, которые расцветают как нежный весенний мирт.

Едва укротив печали, бездонные словно небо, до самого горизонта, в котором зашит родник.
Надеясь убить минуты, десятки минут, не знаю, пока не возникнет справа заветное имя –ник
Найду для себя забаву разглядывать слева лица счастливых владельцев камер, бесстрашно включённых в сеть.
Паноптикум интересный, на всяческий вкус найдётся лицо человек идея надежда найди ответь.

Совсем детвора, девчонка учащаяся лицея (Москва), паренёк-отличник оттуда же, из Москвы.
Ганноверский камер-юнкер (с двух ракурсов, с двух веб-камер), дизайнер из Тель-авива, томичка без головы,
Весь джинсовый, моложавый дедуля из Петербурга, редактор из Сан-Франциско с противным лицом хорька.
На следующем портрете забудется Василиса… Прольются морские ветры, закружатся облака.

В реальности, не на фото – огромны озёра-очи, стилистика декаданса, готические тона.
В одежде любимый чёрный, и ногти под чёрным лаком, и в каждой детали тайна, загадка и глубина.
В камзоле, при эполетах себе покажусь похожим на пёстрого попугая, на долю секунды, но
Эстетика карнавала, с боями быков, Севилья – и здесь же Unplugged The Cure – всё сходится, решено.

Под ником Мари-Элиза, из Таллинна, где я не был ни выездом, ни проездом, ни мыслями, ни во сне.
Она обо мне не знает ни вымысла, ни фрагментов лоскутных реальной жизни… а вдруг не ответит мне.
А если пойдёт – по снегу целинному первопуток? попытка – не гильотина, попытка – не Сталинград.

«День добрый, Мари-Элиза, я ранен, я очарован. Глаза вынимают душу за первый последний взгляд
И руки, и стиль одежды, причёска – разят в десятку, как будто для карнавала мишенью наряжен был.
Надеюсь, Вы согласитесь принять для начала дружбу… Надеюсь, вы не хотите, чтоб – выключил и забыл?»
Записку мышонок-лучник, едва тетивой щёлкнув, отправит стрелой калёной прямёхонько ей в приват.
И сразу же Василиса, которую не дождался, забыл, развенчал – как яхта под парусом выйдет в чат.

Веб-камера Василисы не включится и не выдаст хозяюшку, маму-папу, веб-Васеньку, госпожу.
Возникнет Мари-Элиза, старательно что-то пишет… появится мышка-лучник, как памятник миражу.
«Спасибо, вам, незнакомец, за серию комплиментов. Увы, тет-а-тет беседа сегодня исключена.
Я мысли не допускала, что в силах похитить душу. Тем более – силой взгляда. Неужто я так сильна?»

Увижу – Мари-Элиза отправила в чисто поле, на общее обозрение бесхитростный свой ответ.
Представлю как Василиса читает сию цидулку, вполголоса матерится в мой адрес и в белый свет.
Почувствую танец пальцев Компьютерной Василисы. На кнопках клавиатуры –их бальный паркетный зал.
Пойму, конфиденциальность не светит, Мари-Элиза прочтёт, и составит вывод, о чём бы я ни сказал.

«Ты, милый, кобель. Придурок, все дни по ушам проездил, про город…. хочу в реале… семью, четверых детей.
А стоило задержаться сегодня, прийти попозже – ан милый в чужом привате; с рекордами скоростей.
Давай, звездобол, прощаться. Спасибо, Мари-Элиза тебя шуранула махом, любителя тет-а-тет.
Пожалуйте в персональный мой девичий чёрный список, забудь электронный адрес…
Умора… а как одет!
Придурок во всём придурок. Ты в образе попугая из секты олигофренов, короче, себя нашёл.
Давай, дорогой, прощаться. Храни в кулачонке город, во здравие звездоболов. Пошёл, мон ами, пошёл!»

Забуду стандартный выход, вдавлю голубую кнопку в тяжёлый системный корпус, питание отрубив.
Санузел. Блестящий кафель на стенах. Закрыв защёлку, присяду на угол ванны, нажму машинально слив.
Я, верно, и впрямь придурок, мозги в аккурат замкнуло – задумаюсь – и повёлся, подранок, на декаданс.
Печали о Василисе бездонные словно небо… Могла бы меня послушать. Могла бы оставить шанс.