Закрыл глаза и вижу: летний сад,
осенний лист.
Но зимней свежестью скульптур -
весна любви.
Низов басист
пускает сок
и этим рад (и тем…)
Из саксо-фона духовик
чего-то дивное извлек,
похожее на пуховик
немного,
или на силок –
обильем тем.
И заплетает дивный хор
в узор затейливый язык.
А киллер целится
в упор,
но не прицелится
никак –
его сегодняшний мотор
взволнован чувствами атак,
и к ощущениям таким
кровопускатель не привык.
Слабак…
Дрожит рука, в глазу слеза,
растерянная звуком мысль
как оголтелая коза,
пустилась в бег, аллюр и рысь,
и зайчик лазерный бежит,
на лбу моем не тормозит,
и по дорожке в летний сад
шагает дворников отряд,
и каждый с новою метлой,
как в бой…
Схватил наемный пулемет,
за деньги киллер всех убьет,
но дворников оглы-орда
его смела туда-сюда,
и он поник, и он попал
и в смутном сумраке пропал,
как будто растворился в нем.
Каков прием!
Весь четкий, как тетрадный лист,
танатоса сосущий глист,
и глух, и нем, и ни при чем,
искусства исчезать артист,
До новых, мол, асталавист…
…Подул с Невы привычный бриз.
Под ним рой дворников вздрожал,
и сдулся в воду мой каприз,
с рекою в море убежал.
А был – мясист…
Открыл глаза и вижу: сад,
пожухлый лист, пенек, топор.
Припоминается удар,
раскрытость девственных ланит…
А стены в солнечный загар
Светила кисточка лудит
Во весь опор.