Дзэн

Елена Соснина
(посв.Тайтаро Судзуки)

Время

 ...Я здесь не была давно, но помню, как крутилось веретено под сморщенными пальцами. Помню и старую библию, которую мне было любопытно листать. Это была библия моей бабушки. Она пряла шерсть, мать лепила пельмени, я делала вид, что учу уроки, но сама писала в дневник о своих привязанностях и мечтах. А сейчас выходит так, что привязанности — это муки, обиды и страх. Мой дневник с тех пор распух, затвердел, и если его расколоть, то он зазвенит как дьявольский интервал тритон, и из него с грохотом посыпятся гордыня, малодушие, рассеянность, злость и ещё куча камней, для которых не нашлось имён. А дзэн призывно звенит — дин-дон, дин-дон! Уйди в пустоту, упади в бездну, а там, на дне, возможно, что-то и есть... Но это нельзя сразу понять, нужно тома прочесть, отойти от жизни мирской, кипящий ум успокоить, не есть, не пить, сидеть под деревом, собой напоминая вопросительный знак, и ЧТО-ТО случится... А когда это будет и как?
 Я здесь не была, но и там меня нет. Где я? Где ответ? Скрестив ноги, опустив взгляд, сидит под деревом Будда двадцать пять столетий назад.



В монастыре

Вместе мы слушали чтение сутр.
Вместе ходили на сбор подаяний.
Вместе обедали — овощи, суп.
Но в одиночку решали коаны.

Часто сидели и чистили рис,
Кто-то горох перемалывал в ступе.
Небо белело над нами как лист,
Были равны все — и умный, и глупый.


Самадхи

Старый учитель в ответ на вопрос
Посохом бьёт по спине меня, посохом.
Палец поднял, выходя на помост...
Странные здесь у них, странные способы.
В глотке моей застревают слова —
Не выражается невыразимое.
Ясная-ясная голова.
Жёлтые осени, белые зимы.


Бедо соку сябэцу

Если прищуриться, понаблюдать
Как бы снаружи, издалека.
Нас невозможно с тобою разнять,
Как невозможно разнять облака.

Всё остальное — сует суета,
Правда полна и тождественна лжи.
Сложность — изысканная простота.
Так же мы плохи, как и хороши.


Сатори

В книгах написано: «Выброси вещи,
Двери ума отвори в никуда.
Если ты скажешь себе, что не вечен,
Так ты и будешь не вечен всегда...»

Коврик, темно, неудобная поза.
Сильно на выдохе вдавлен живот.
Мой покосившийся западный лотос,
Может, когда-нибудь и оживёт.

Вдох занимает мгновенье, а выдох
Тянется тысячи, тысячи лет.
Там, где нет входа, не нужен и выход.
Где нет вопроса, не нужен ответ.