Танатопсис, в то время как спеет иней
‘Tis vain for present fame to wish
Our persons first must be forgotten
For poets are like stinking fish
They never shine until they’re rotten
McDonald Clarke
В этот сиреневый вечер я сидел в кресле и пил молоко,
густая тушь моих зрачков вскипала и покрывалась ваксовой пенкой.
- Надо бы снять с огня… -
Я снял с головы ореол и откусил от него кусочек
(свежий хрустящий тёплый бублик),
потом положил его в карман,
как обручальное кольцо убирают, и размечтался…
Томно взахивая час за часом
Нисходила Ночь, виляя тазом.
Иней спеет, кроя зеркала…
Она невестой белою была.
«Голубые глаза, голубые зрачки,
Лебединая с вывертом шея.
Кривообразны Вы, и нежны и мягки,
Вы лежите в траве, зеленея.
Вы шуршите тенями, окутаны тенью,
Так подайте накинуть, я что-то озяб
Не распробовать мне этот сахар мгновенья,
Не укутан пока я в чернеющий драп».
Короста, пыль, немного плеши.
Полмира в волосах её и вши,
(На прядях сальных в пору вешать),
Плевок ещё, ох кто-то плюнул от души.
Проржавленная рухлядь, спутаны волокна,
Болты и поршни, и шарниры, рычаги,
Вразвалку зубья, прут в колено согнут,
И хохолок-протуберанец или это кость торчит.
Осколки, позвонки и батарея-рёбра… тело
Коричневатой арматурой в землю проросло,
Плодиться звучно клюквой захотело,
Но расплодилось в чреве червошелестом оно,
Раскрыт котёл, вываливая пряный пламень,
Фиалки рушат запах так, горя в окне,
Срывающийся грубо-жирными кусками
На головы ходячему дерьму в-пенсне-кашне.
Я в складках кожаных диванов вижу лица,
Увижу скоро в складках Вашей плоти их,
Когда сиреневой отрыжкой вечер вспых!
нет солнца, кровь Jewsusa в уксус превратится,
В ярчайшие гирлянды превратятся потрох.ах!,
Венерушка - в бульварную Жоржету,
Эй, наблюдатели, с ревущей пеной на губах
Вы будете дрочить сердца и нюхать прах,
Кропя стихи на смерть трухлявого поэта.
В то же время, как изящно спеет иней,
Ваша кривообразность и ваши лоскуты…
Мне милей несовершенство этих линий,
Чем глухое совершенство пустоты,
Ночь уже не взахивает час за часом,
Тлела ночь, поблескивая дымным глазом,
Красный щебет, и истаяла в лазури мгла…
Она, как новобрачная бела.