Расстреляй же меня, комиссар!
Я пальто и душой – нараспашку,
расстегну свою клетку-рубашку,
выпуская досаду и жар.
Ты с наганом напротив как бек.
Рот циничный в усмешке растянут.
И не знаешь, что будешь за век
трижды проклят и трижды обманут.
В первый раз – предадут тебя те,
за кого, выдираясь из пропасти,
ты рвал целку нелепой мечте,
не жалея ни жизни, ни совести.
Во второй – обозвавши «народ»,
запихнут за морали решётку,
ну а в качестве главных свобод
разрешат телевизор и водку.
Ну а в третий – предельно простой,
ставя крест на душе твоей русской,
тебя травят как крысу попсой
и как кролика кормят «капустой».
Но в глазах твоих вижу я даль
беспредельных Гренадских просторов,
нетерпимость инетовских споров
и фанатов апрельскую сталь…
Получив разрешенье курить,
я достану свой плеерчик хлипкой
и рискну двух девчонок врубить,
рвущих душу гитарой и скрипкой.
Ты послушаешь их минут пять,
и, наверно, не выдержат нервы.
Заорёшь ты: «Етти ж твою мать!!!
Лихо жарят, буржуйские стервы!…»
Пулемётчицей Умку браня,
под Сашбаша уверенно цокая,
ты вот-вот и отпустишь меня
под сносящего башню Высоцкого…
А потом, наливая за встречу,
спросишь: «Кто они? Красные? Белые?
Девки те… охренительно смелые!…
Они живы сейчас?» Я отвечу:
Белым небом – на свет рождены они…
Красным солнцем – согреты, взлелеяны…
Жёлтой мутью – раздеты, унижены…
И зелёною гнилью – расстреляны…
2006