Мои километры скручиваются в трубочку, мои часы не срабатывают с первого раза.
Так хочется иногда надеть мини-юбочку, и строить из себя стерву или заразу.
Мои ветра догоняют мое же безветрие. Мои же волны тревожат моря одиночества.
Дурацкое, в общем-то, модное это поветрие: звать самых родных сквозь зубы по имени-отчеству.
Да, Господи, ну не смотри ты, коли не нравится, и не говори, что не любишь женщин-детей.
Зачем говорить, я сама знаю, что не красавица, но все же красивей всех этих модельных ****ей.
И мнется в кармане фантик пальцами нервными. И кажется мне, что чуток холодает на улице. А в голову мысли приходят шаловливо неверные. Гадать на ромашке бы: сбудется или не сбудется.
Газетные вырезки на тротуаре утра до пяти лежат. Молчание наше по разные стороны провода. Сбегают с пижамы сто пятьдесят медвежат, нет, я не курю. Сбегают, твари, без повода.
Меняю всю жизнь на шагом восемь часов. На восемь часов без спешки, звонков… Кругами. На восемь часов закрыть внешний мир на засов. И помнить только о том, что временем правим мы сами.
Меня разрезают на части недовозможности. На полосы рвет осознание недосмятения. Да нет, все нормально. Я просто ловлю осторожности. И жду когда между останется лишь воскресенье.
Меняю себя на тебя. На цветном мониторе я вижу лишь странный эскиз твоего настоящего. В тебе же оттенков больше чем в ком-то. На сколько? На море! И сколько же в этих оттенках безумно манящего…
Мне, Господи Боже, не надо твоих откровенностей. Мне, честно, не стоит рассказывать все свое прошлое. Я просто устала от бледностей или бесцветностей. От тех, для кого традиции – страшное пошлое.
Остывший несладкий чай приводит в сознание. Медведи вернулись в пижамный рисунок, вот отпустило! Забыть бы еще все твои-мои обещания… Как нечто на небе свое обещанье забыло…