Гитарист на набережной
бережно, набожно
берет до в миноре.
Кость принеся с базара, старик, у моря
играющий в домино, ре-
шительно отбрасывает ее
в сторону. Соперник, тоже старик,
(вечером, вернувшись в пустое жилье,
он зажжет менору)
не возражает против возврата кости:
«Точки стерты? Простите. Бросьте.
Надо бы новые, но привык.»
Прощай, подложная пусто-пусто.
В черноте твоей не обвинишь жару:
испанскому солнцу такой не выжечь
беспросветности. «В этом году смог выжить.
Но еще через год умру», –
про себя, о себе, о времени. Впрочем, Пруста
не дочитал до конца он, лежа в больнице.
Только сто страниц. В день по странице.
Кость, отброшенная, как стариковская тень,
неприглядная, как костяшки старческих пальцев,
непригодная ни для скелета рыбы,
ни для забивания жертвенного козла –
не приложишь к тебе ни точек белых на черном,
ни рифмы черной на белом.