Живем в обломках и осколках,
Кому-то (не себе ль) назло.
Сокрушено вслепую столько…
А нового не наросло.
А как крушили,
Как крушили.
С остервенением,
Вразнос,
Как распрямленные пружины,
Слетевшие с рабочих гнезд.
И распадалось с хрустом,
С визгом,
Деталями стреляя вбок,
Нутро большого механизма,
В котором лопнул главный шток.
Звенели яростно и тонко,
Кидаясь в митинговый бой,
Взбесившиеся шестерёнки,
Винты со сбитою резьбой.
И вновь по душам и по судьбам
Неслось затертое до дыр,
Вполне холопское по сути:
- Мы наш построим,
Новый мир…
Мы не построили другого
И горько убедились в том,
Что не затем,
Чтоб строить снова,
Нам в руки вкладывали лом.
Мы отработали тараном,
Мы слепо сделали своё.
И в кресла свергнутых тиранов
Вскочило шустрое ворьё,
Порядок разметая прежний,
Порядок насаждая свой.
А в нами сделанные бреши
Уже ломился мир иной.
По-оккупантски, торопливо
Пёр через сломанный порог,
Крикливо-красочно фальшивый
И равнодушный, как каток.
И мы почувствовали кожей,
Когда еще не верил глаз,
Что этот мир принять не сможем,
Да и ему плевать на нас.
И вот
Взираем на обломки
Под нефтеносною трубой.
Ржавеющие шестерёнки,
Винты со сбитою резьбой.
И сознаем в раздумьях долгих,
Зализывая кулаки,
Что на обломках,
На осколках
Взрастают только сорняки.