посвящается Наде Рушиной, юной художнице с чистой душой
1
Поэт стоял в тихом углу своей последней квартиры на Мойке и наблюдал лица незваных гостей – людей нового для него века. Он принадлежал уже давно другому миру, но все равно возвращался в свой последний дом, чтобы понять тех, кто продолжали сюда приходить. Многое он умел разбирать по лицам: досужее любопытство, профессиональную заинтересованность, наигранную скорбь. Он не верил, как незнакомцы и незнакомки могли искренно переживать за его смерть больше чем через сотню лет после его кончины, он не терпел фальшь и излишний ажиотаж вокруг его имени. Люди пользовались его авторитетом, чтобы продвинуть безумные, опасные или просто глупые идеи. Ему больно было это видеть!
От грустных мыслей его отвлекла еще совсем маленькая девочка. Она вошла в комнаты со скромностью, точно замирая сердцем, и остановилась перед пустой постелью Александра Сергеевича Пушкина. Поэт смотрел на хрупкую фигурку с зарождающейся нежностью, вспоминая, что вот так стояла перед постелью умершего отца его любимая дочурка Машенька. Его душа отделилась уже тогда от тела, он все мог видеть со стороны, хотел утешить своих детей и жену, но не мог. Только сны давали ему потом возможность посещать детей, и то только до нового замужества Натальи. Теперь, глядя на девочку из двадцатого века, он наконец-то понял, сколько отцовской нежности в нем еще не растрачено! Провожая маленькую гостью взглядом вместе с ее родителями, он не утерпел, чтобы не последовать за ними душой. Так он узнал, что его любимицу зовут Наденькой, оказался в ее маленькой уютной комнатке. Пушкину оставалось только ждать, когда малышка уснет. Его радовало, что перед сном Надя читала его сказки. Наконец она спрятала томик под подушку и сладко заснула. Пора!
Наде приснился чудесный сон! Она плыла на красивой ладье под сияющими на солнце парусами. Судно неслось по волнам к большому острову, за его рулем был ее любимый Сказочник! Он то внимательно всматривался в горизонт, то смотрел на нее с доброй улыбкой. Наконец причалили к острову. Их встретили две семейные пары. Надя сразу поняла, что перед ней царь Салтан и сын Гвидон. Отец и сын смотрелись как братья: оба широкоплечие, в расшитых золотом кафтанах, с гостеприимными улыбками сквозь курчавые бороды и усы. Их жены тоже смотрелись как сестры, светились сказочной красотой. За причалом расстилался величественный город, весь наполненный колокольным звоном. В своей жизни восьмилетняя девочка его никогда не слышала. Звон пронизал ее до самого основания, и, чтобы совсем не растеряться, она ухватилась за руку Сказочника. Тот крепко сжал ее ладошку в своей большой теплой ладони и повел к главной площади, минуя тридцати трех богатырей невообразимо огромного роста. На площади веселилась красочная толпа и, чтобы не потеряться, малышка крепче прижалась к своему доброму проводнику. Они как-то преодолели сутолоку и тесноту и увидели маленькое чудо. Красавица-Белочка приплясывала на горке изумрудных камней и пела звонким голосочком какую-то песенку. Девочка прислушалась. «Наденька! Наденька!» - припевала зверушка. «Наденька, пора вставать!» - прорвался через сон голос мамы. Последнее, что ясно различила Надя, прежде чем проснуться, была улыбка ее доброго друга.
Вернувшись из школы, Надя бросилась рисовать на листе бумаги. И волшебные ладьи, и остров Буян, и его хозяева, и белочка-певунья – все, как по волшебству, возникало под взмахом ее фломастера. Она не подозревала, что ее друг в это время стоял совсем близко, любовался ее рисунками и обещал себе теперь каждую ночь отправляться с маленькой художницей в сказочный мир.
2
Наденьке уже исполнилось двенадцать лет, она ходила в школу в шестой класс. Там ей приходилось не очень весело: девчонки болтали на неинтересные ей темы, а мальчики, если не просто игнорировали, то старались обидеть, уколоть, подшутить над ней. Она ходила в школу ради уроков литературы и изобразительного искусства, а на попытки одноклассников ее расстроить или разозлить только больше замыкалась в себе.
Ночь была ее временем. Вечерами она зачитывалась стихами Пушкина, а погрузившись в сон, радостно встречала его приход. Она знала все стихи поэта, посвященные товарищам-лицеистам, и однажды попросила друга познакомить ее с ними. «Нет ничего проще, Наденька! Подожди, я сейчас вернусь!» - с готовностью откликнулся он и на минуту исчез из комнаты. Девочка и взглядом моргнуть не успела, как в комнату вошел почти ее ровесник, смуглый, синеглазый, с задорной улыбкой и непослушной курчавой шевелюрой. «Пошли!» - позвал он, потянул ее за руку и они прямо из ее комнатки шагнули в широкую залу с длинным столом. «Ну вот и мои друзья», - произнес ее юный спутник, махнув рукой на непоседливых и шумливых подростков за столом, одетых в одинаковую, скромную форму. Тут же он посадил Надю рядом с пухлым мальчиком в очках со словами: «Доверяю тебя Антоше, я ему верю, как себе!» Надя с любопытством посмотрела на своего соседа и тем самым совершенно его смутила. Она поняла, что Пушкин первым делом решил познакомить ее с Дельвигом. Но где же он сам? Оглянувшись, она заметила друга на противоположной стороне стола. Тот с выразительной мимикой что-то нашептывал на ухо долговязому подростку с грустным и строгим выражением слегка удлиненного лица. Наконец Пушкин сделал резкий жест рукой, чтобы привлечь всеобщее внимание. «Тише, тише, друзья! Кюхля сейчас нам будет декламировать. Давай нашу любимую «Греческую песнь», смелей!» - с этими словами он хлопнул по спине товарища так, что тот, казалось, слегка покачнулся, но в конце концов гордо выпрямился, и в наступившей тишине раздался его восторженный, уже ломающийся голос. Надя перестала смущать своего соседа взглядами искоса, целиком поддалась высокому настроению «Песни». Слушая Кюхлю, она любовалась всеми светлыми, одухотворенными лицами лицеистов и чувствовала себя счастливой. Счастье ее уже готово было расплеснуться через край, когда ее друг взял слово, его стихотворные строчки, звеневшие над головами товарищей и самой Нади, дышали искренней любовью к лицейскому братству.
Время застолья пролетело незаметно. Надя вновь оказалась в своей комнате вместе с ровесником – поэтом. «Спасибо, спасибо тебе большое-пребольшое! Я рада встрече с твоими друзьями, все так хорошо было!» - не скрывала восторгов Надя, неожиданно для себя самой поцеловала друга в щеку и проснулась. Бросилась к столу, схватила карандаш и стала самозабвенно рисовать всех, кого видела только что во сне: Антошу Дельвига, Кюхлю, и конечно Пушкина… Сашу Пушкина! Рисуя, она не замечала, как горят ее уши, все свое возбужденное состояние она спешила выразить в своем творчестве. Этот творческий порыв стер из памяти практически все, что она учила накануне к контрольной работе по математике. Даже получив двойку, она не расстроилась, зная, что ее друг не любил математику, учась в лицее, а значит, ей не будет перед ним стыдно.
3
Надя только перешла в восьмой класс, когда сама, без чьих-либо указаний, прочитала с начала и до конца роман Льва Николаевича Толстого «Война и Мир». Описание балов привлекало ее больше всего, что совершенно естественно для девочки в четырнадцать лет. Вдохновенно она принялась за рисунок, в котором старалась передать всю легкую и волшебную атмосферу главного светского развлечения прошлого для Нади века.
Пушкин наблюдал, как несколькими умелыми штрихами Надиной перьевой ручки создаются, точно оживая, яркие образы героев романа его дальнего родственника. В хрупкой девичьей фигурке посередине композиции он угадал саму Надю. Сердце его дрогнуло, когда он понял, что юная художница изобразила себя в вальсе с ним. Да, именно с ним! Пушкин воочию мог убедиться в заветном желании Нади и в ту же ночь поспешил его исполнить.
Наденьке приснилось, как она встает с постели и смотрит на свое отражение в большом настенном зеркале. На ней почти невесомое платье слоновой кости. Она сама в нем точно не обычная земная, еще совсем юная девушка, а нимфа из любимых ею древнегреческих мифов. Наденька с изумлением всматривалась в себя, как вдруг ее отражение начало тускнеть и растворяться, по ту сторону зеркала задвигались фигуры, зазвучала музыка и ее дорогой друг, неожиданно появившись, увлек ее в этот неведомый и необыкновенный мир. Дыхание ее захватило, в глазах помутилось, пока она преодолевала зеркальную границу. Прекрасная музыка заставила ее очнуться, обнаружить себя в танце с дорогим ее сердцу человеком. Пушкин смотрел на ее распылавшееся от волнения личико, чувствовал в своей руке ее тонкие, слегка дрожавшие пальчики, и в нем зарождалось еще неясное, но совершенно новое чувство к Наденьке. Он осознавал, что так бережно он не вел ни одну девушку в танце и старался оправдать доверие, излучаемое ему восторженными глазами юной дебютантки бала. «Как хорошо!» - прошептала Надя, и Пушкин уловил в этом шепоте нотки нежности. – «Я хочу вот так каждую ночь танцевать, можно?» Ее кавалер радостно согласился, понимая, что это и его большое желание.
В класс Надя явилась с такими же сияющими глазами, как на балу. Приятельницы зашушукались, захихикали, решили, верно, что она влюблена. На перемене к ней подошел Володя Жуков, самый симпатичный парень в классе, и пригласил сходить вечером вместе на танцы. Та улыбнулась, поблагодарила и извинилась, что никак не сможет. Зачем ей танцы? Зачем ей Володя? Теперь каждую ночь она будет блистать на роскошных балах с самым замечательным кавалером на свете!
4
Промчалось два года с первого незабываемого для Нади бала. Она повзрослела, посерьезнела и теперь встречалась во снах с дорогим другом не ради головокружительных танцев, а ради искренних и задушевных разговоров. Однажды декабрьским утром сердце привело ее на Черную Речку, место дуэли. Долго и неподвижно стояла она у памятного камня, не сдерживая слез. Они текли сами собой, она даже закрыла лицо руками, точно пытаясь спрятаться от трагических теней прошлого. «Зачем? Зачем?» - только и повторяла Надя, глотая слезы и снежинки, падавшие с печального серого неба.
«Зачем?» - воскликнула она, как только во сне к ней явился Пушкин, бросаясь к своему другу, обнимая его шею и плача еще сильнее, чем у Черной Речки. Пушкин чувствовал, как горячие слезы Нади падают на его душу, точно исцеляя от продолжительной болезни, неведомой самим больным. Он осторожно гладил ее плечи, больше всего на свете хотел ее утешить.
«Ты ведь ТАМ не один?» - спросила вдруг Надя, постепенно переставая плакать. - «С тобой на небесах жена и дети?»
«Нет, Наденька. Наталья Николаевна с Ланским, и я не смею ее тревожить. Он любит ее не меньше, чем я когда-то… Дети тоже предстоят перед Богом со своими супругами, и мне остается смотреть на них со стороны и радоваться их счастью».
«Бедный… Бедный! Как же ты одинок!» - с глубокой нежностью говорила Наденька.
«Я теперь не одинок, у меня есть ты,» - думал Пушкин, продолжая удерживать девушку у своей груди.
Днем он видел, как упоенно его любимица изображает его вместе с женой и детьми: за обеденным столом, на прогулках, наконец, в последние минуты его жизни. Какая-то странная печаль теснилась в нем, когда он наблюдал за работой юной художницы с чистой душой.
5
Однажды поэт, как всегда, незримо стоял над ее рисунком, наблюдал, как линии превращаются в две фигуры, мужскую и женскую, точно перетекающие одна из другой. Надя старалась передать на листе бумаге миф о влюбленном Аполлоне и неуловимой нимфе Дафне, превращающейся в дерево от одного касания бога. Пушкин смотрел на рисунок, смотрел на милую Надину головку, склоненную над столом, и вдруг одна мысль, как молния, прорезала его сознание. Это он, как бог Аполлон, покровитель муз, постоянно устремляется к Наде-Дафне, а она ускользает от него в свой земной мир, оставляя его в мире призрачном. Неужели однажды земной мир увлечет Надю настолько, что она о нем забудет? Эта догадка болью отозвалась в душе поэта. Он наклонился и поцеловал девушку в маковку золотых волос. В тот же момент Надя почувствовала горячую волну, сверху донизу пронизавшее ее тело и ее душу. С этой волной, точно озарение, пришло решение обязательно, как можно быстрее поехать в Царское Село.
Оказавшись на месте, Надя почувствовала себя как дома. Она входила в комнаты и залы бывшего лицея и с улыбкой вспоминала, как двенадцатилетней девчонкой носилась по ним с Сашей Пушкиным. Пусть это было во сне. Уже долгое время сны для нее стали реальнее самой жизни. В задумчивости она вышла в парк, подобрала веточку и почти бессознательно стала ей водить по песчаной дорожке. Скоро под палочкой появился профиль ее друга. Она не знала, что тот сейчас стоит совсем близко, смотрит то на нее саму, то на взмахи обыкновенной деревянной палочки. Пушкин действительно был рядом, но понимал, что находится бесконечно далеко, хотя бы потому, что не может взять ее за руку так, чтобы она точно знала, точно почувствовала. Между тем, Надя, глядя на начерченный портрет Пушкина, понимала, что больше всего хочет снова оказаться в его квартире на Мойке.
Она вошла туда, замирая так же, как когда-то в первый раз, еще восьмилетней девочкой. Так же, как тогда, она встала у его постели. Так же, как тогда, Пушкин наблюдал ее из тихого угла. Только теперь хрупкая женственная фигурка ничем не напомнила ему его дочь. Все в Надином облике было похоже на его жену, Наталью Николаевну. Вся разница между ней и Надей заключалась только во времени. Если Наталья была его счастьем при жизни на земле, то Надя заключала в себе надежду на всю будущую счастливую вечность, теперь он знал это совершенно точно.
После посещения квартиры на Мойке Наде приснился сон. Она сидела на берегу пруда с кристально чистой водной гладью. Склонившись над водой, она видела свое отражение. Но что это было за отражение! На нее смотрела утонченная красавица в золотой диадеме и белоснежном платье с пышными кружевами и воланами. Надя узнавала и не узнавала себя одновременно, пребывая в восхищенном удивлении. По поверхности пруда пошла рябь, она увидела за собой знакомый силуэт и поспешила обернуться и встать. Ее друг стоял прямо перед ней в парадном фраке, протягивал ей руку и смотрел на нее доселе неведомым ей взглядом. Она даже протянутой руки не заметила, так этот взгляд задел ее, вызвав томительное волнение, поднимавшееся из еще неведомой для нее глубины сердца.
«Наденька, пора!» - произнес Пушкин, не отрывая от Нади этого взгляда.
«Наденька, пора!» - будил ее ото сна отец.
Нужно было вставать, одеваться, завтракать, идти на уроки. Надя все делала машинально, она вся ушла в разгадывание взгляда дорогого друга. Не переставая размышлять над сном, она открыла дверь из квартиры на лестницу и ахнула. Поэт стоял прямо перед ней, уже не во сне, а наяву. Взгляд синих глаз прожег ее насквозь, теперь она поняла все его значение, весь смысл. Рванувшись вперед, она тут же оказалась в объятьях Пушкина. Тот целовал ее волосы и лицо, шептал на ухо «Наденька, Наденька». Она вся растворялась в этом шепоте, не слыша, как прямо за ее спиной выкрикивает ее имя отец, тряся за плечи хрупкое тело своей дочери, упавшей прямо на пороге какую-то секунду назад.
Земная жизнь осталась для Нади позади. Впереди – только вечность с любимым.