В краю, отринутом душою.
Среди полей бескрайнего раздолья
Так жаждет вырваться на волю жеребчик молодой.
Он рвется, раздувая ноздри,
Глотает ветер, смешанный с песком
И острыми штыками ранится.
Влекомое колесами его отчаяние покрыто пеной белой.
Трепещет кожа лепестком.
А за окном рождается рассвет,
Зовет, тревожа недокормленное сердце.
Со свечки падает - без крыльев не взлететь,
Горячей плотью в прутья не ломится.
Играть бы бликами искрящихся озер,
Ложится в оперение лесное,
Порхать над вересковою тропою
Расчерчивая мягкость мха.
Пусть девочки вплетают в косы свои сны.
Щемящей нежностью, размешанной с опаской.
Пусть грива их девичьих сказок
Звучит надорванней струны.
Крапинки-капельки, колючие дождинки
Тревожат уши жеребца
Быть может, на другой планете будет лучше.
Рассвет, разменянный на пригоршню овса.
Замрут колеса. Долго после люди будут вспоминать
Как рвался конь, украденный из табуна,
Как грудь рвало на части упущенной свободой.
То лестное желанье человека быть около ворованной природы.