Так они подошли к этой ночи.
Помни о них, оставляя
свой город и возвращаясь в него.
Небо, нагреваясь поутру,
как вода в баках,
копит все их измены,
их любовь, пережженную,
будто сахар, из которого
цыгане делают леденцы.
Такими они и остаются, видят –
солнце отпечаталось на рисовых
полях детской кожи, когда небо
распахнулось, как сундук, покрытый
изображениями зеленоглазых дьяволов,
и на какой-то миг проступили все настоящие
карты неба, за которыми так долго
охотились разнообразные шарлатаны.
И тут кто-то из них,
кому нечего терять,
останавливается и говорит:
я знаю, говорит он, знаю, как
душа оставит меня, однажды
она выйдет сквозь надрезы
на коже, сквозь шрамы, что,
как небо, откроются у меня на теле,
а еще, говорит он, я знаю,
если долго смотреть на раны,
увидишь, как они затягиваются,
я не боюсь того, что будет, –
я слишком хорошо помню то, что было.
Кто еще останется с нами
до конца этой странной службы, кто еще?
Рабочие, занятые ремонтом
в пустом доме,
сдирают обои и обнаруживают
под ними старые газеты, в которых –
все об их смертях,
об их будущих бедах, это
продавцы воздуха говорят тебе:
не заглядывай, никогда не заглядывай
в пустые глаза своей совести,
не дотрагивайся до этих тихих неподвижных
озер, под их вязкой поверхностью
стоят они все – все, кому выпало
пройти сквозь твою жизнь,
приберегая в ней место для тебя.
Всюду бродят молчаливые
продавцы воздуха, связанные странным
знанием, ошиваются в кассах и
зеленых парках, сидят в теплых
барах у стадионов,
пытаются объяснить –
воздуха тебе отмерено
ровно столько, сколько необходимо
для дыхания, воздуха,
которого ты набрался,
как раз хватит до конца твоей жизни,
все начинается с тебя,
тобой все и кончается,
в эту ночь
в любую другую ночь
нет никого кроме тебя и тех,
что по ту сторону,
сквозь сон слышишь,
как отдаются звуки их шагов,
как раздаются их голоса,
как стучат их сердца,
как они останавливаются.
С украинского