Родились мы утром рано в день Козьмы и Дамиана
(это сказано для рифмы, а на самом деле – днем).
Черт! Похоже на частушку про Луиса Корвалана…
Ну и ладно, ну и бог с ним, и для ясности замнем.
Так чего хотел соврать я? Как известно, эти братья
отличались милосердьем (редким качеством тогда) –
по домам и по базарам безвозмездно (то есть даром)
врачевали и лечили, у кого была нужда.
И за редкое усердье, бескорыстье, милосердье
их причислили по смерти к категории святых…
И вот в их-то день рожденья (нет, какое совпаденье!)
родились и мы с братишкой… (В день рожденья то есть их.)
А по русской древней были братья – скоморохи были;
и учили, и смешили, и дурачились сполна…
Скоморохи, но святые – вот какие непростые,
непростые, скажем прямо, были, братцы, времена.
Нет, совсем-совсем неплохи эти братья-скоморохи,
И, наверно, надо было дать их прозвища и нам…
Богу одному известно, но ужасно интересно,
как меня тогда б назвали? Вероятно, Дамиан.
Но родители едва ли православны святцы знали
(и какие, к черту, святцы – чтили лишь одних вождей).
Мне в итоге размышлений, колебаний и сомнений
дали имя Александр, ну а братику – Андрей.
Лет с тех пор прошло немало, эра новая настала…
Нас по свету разбросало: новой жизнию влеком,
он в своей Израилевке на кошерной на шамовке,
я в своей Москве остался – кушать мясо с молоком.
Но порой глаза закрою – и встает передо мною:
общий дом, окна четыре, две скамьи, одна сума…
На стене трещит лучина, и для грусти нет причины…
Брат посмотрит, усмехнется: Дамиан! – Чего, Козьма?