Под светом утренних полупрозрачных звёзд
Горел Чернигов от гвардейских миномётов.
Чуть слева щерил железнодорожный мост
Стальные зубы искорёженных пролётов.
И лёжа там, в кустах, на берегу речном,
Я ощущал, как став зыбуче-неспокойной,
Планета билась и ходила ходуном
От двухминутной артподдержки дальнобойной.
Земля стонала и, дрожа до глубины,
Как дети, прячась под подушку головою,
Пыталась спрятаться от ужаса войны
Под опадающей осеннею листвою…
Сапёры ночью постарались, как могли –
Спилив на брёвна близлежащие дубравы,
Ценою жизней, под обстрелом, навели
Через Десну всего две нитки переправы.
Но хорошо - Десна-река не широка.
Огромный плюс в игре со смертью в кошки-мышки.
Есть даже мели для последнего броска
После короткой двухминутной передышки.
Ну всё стрелки. Теперь - кому что суждено.
Пошла зелёная ракета. С богом! Черти.
Кому на правый берег – в бой, кому на дно,
Кому к бессмертию, кому к безвестной смерти.
И началось!... На спинах скатками шинель,
Скатилась вниз пехота темными валами,
Кто по мосткам, кто просто вплавь, кто через мель,
Держа оружие повыше над волнами.
Их артиллерия проснулась вдалеке –
"Благоприятного" момента ждали, гады.
Взревели гаубицы, целясь по реке,
Завыли следом минометные снаряды
И стали, нашей артиллерии в ответ,
Кромсать атаку мясорубкою фугасной.
В Десне осенняя вода сменила цвет,
За полминуты боя став кроваво-красной.
Глаза от грохота давило из глазниц,
От гари солнце восходящее поблекло.
Весь Дантов ад – приют изнеженных девиц,
Курорт на море, по сравненью с этим пеклом.
Ошмётки мяса с неба сыпались как град,
Дыханье взрывов било - не вздохнуть не охнуть.
Я не боялся угодить, там, под снаряд,
Я, там, боялся от разрыва сердца сдохнуть.
И, плохо плавая, помчался на мостки –
Мне интуиция дорогу подсказала,
А там вода столбами взрывов из реки
Кувшинки под ноги охапками бросала.
Вот это месиво солдат и подвело!
Мир справа лопнул, закатив мне оплеуху,
И по траве в одно мгновение смело
Меня взрывной волной с настила словно муху.
Я, уцепившись за бревенчатый каркас,
От потрясения в себя пришёл не сразу.
Упавших в воду не спасать – таков приказ,
А на войне не обсуждаются приказы.
И смутно, сквозь полусознательный туман
Смотрел – как, в чистеньком и новеньком мундире,
Вдоль по пустым уже мосткам шел капитан,
Небрежно, так, как на прогулке или в тире.
Он широко на брёвнах ноги расставлял,
А по погонам судя, был из "комитета",
И в тех, кто мешкал иль сознание терял,
Он, целясь в головы, стрелял из пистолета.
Быть может, смелость выставляя напоказ,
Он, исполняя долг, слегка перестарался,
Наверно кто-то дал ему такой приказ,
А он приказы обсуждать не собирался…
Поток холодный мне сознанье воскресил,
И я дышать старался медленно и ровно,
Мне надо было накопить побольше сил,
Чтобы залезть на неотёсанные брёвна.
Вцепиться некуда, но надо заползти,
Тянуть нельзя. Любой вояка понимает –
Снаряд, упавший в воду метрах в двадцати,
Волной подводной весь хребет переломает.
Я не успел… А капитан не опоздал.
Ну, вот и всё, ребята - песенка допета…
А он стоял спокойно и чего-то ждал,
Направив в голову мне дуло пистолета.
Не знаю, чья рука, какие голоса,
Его надолго удержали от расстрела.
Я смерти очень много раз глядел в глаза,
А тут - она в мои внимательно смотрела…
Врешь, не возьмешь! Мне слишком рано на погост!
Во много худших переделках я не сгинул,
И, захрипев, винтовку бросил на помост,
И, матерясь, туда же тело перекинул.
Осталось малое - догнать однополчан.
Теперь уж, коли не убьют, так будем живы.
Я прокричал ему - Спасибо капитан!
А он с усмешкой - Ладно, не за что, служивый!
И я, пригнувшись, через поле, напрямик,
Вслед за идущей в бой дивизией помчался.
А капитан тот, был решительный мужик
И под ударами разрывов не склонялся.
Он, не спеша и не скрываясь от огня,
Пошел спокойно по своим делам кровавым.
Не знаю, что тогда заставило меня
Вновь оглянуться в направленье переправы -
Мостки пусты. Ведь фронт такое место, где
Геройство - глупость, для войны мы все букашки.
Мой капитан уже барахтался в воде,
Не потеряв красивой новенькой фуражки.
Неповезло. Тут больше нечего сказать.
Он, бултыхаясь, что-то крикнуть мне пытался,
Но был приказ - упавших в воду не спасать,
А я приказы нарушать не собирался.
Он должен сам, он очень смелый капитан…
Я не могу… Хоть он меня и не обидел…
Река столбом! Он крови выплюнув фонтан,
Ушёл под воду, больше я его не видел…
Пехота вырвалась из полосы огня,
И улеглись в реке следы водоворотов,
А в первой линии окопов шла резня,
Хоть сволочная, но привычная работа.
Забили всех. В атаке пленных не берут,
Не из жестокости, а в целях обороны –
Они ведь, с дури-то, и в спину нам пальнут.
Ну и, конечно, экономили патроны.
Мы не боялись этим бога прогневить,
В полку собрались пообстрелянные братцы –
Умели фрицу и на психику давить,
А если надо, и бездушными казаться.
Об этих методах не говорит устав,
Такому учатся под пулями, не в школе.
Мы, на ковер травы гранаты побросав,
Прорвали узкие проходы в минном поле.
Ну а потом, чтобы врага пробил озноб,
Поотхватив штыками быстро и умело,
Швырнули в дальний неприятельский окоп
От немцев руки и… другие части тела…
Чернигов взяли двадцать первого числа.
Немного нервов немцы нам потеребили
В сплетеньях железнодорожного узла,
Но мы к двенадцати часам и их добили.
Потом, когда расположились на привал,
Я прочитал в газете фронтовой, армейской,
Приказ - дивизии, в которой воевал,
Присвоить звание Черниговской Гвардейской,
За то, что Гитлеру устроили "капкан",
За то, что фрицев "малой кровью" победили,
А чуть пониже - мой знакомый капитан,
Его, как водится, посмертно наградили…
Враг уничтожен. Мертвецы не оживут.
А победители вовек не унывали.
Сентябрь в Черниговщине "вэрэсьнем" зовут,
По мне, его бы лучше "злотэнем" назвали.
Я тихо млел и, на вечерний теплый свет,
Блаженно щурился под золотым каштаном.
Как сладко жить, когда тебе шестнадцать лет!
А капитан?... Да ладно, бог с ним, с капитаном.
Был у него приказ и у меня приказ.
В стране Советской капитанов не убудет.
А кто был прав тогда, кто виноват из нас,
На небесах теперь пусть кто-нибудь рассудит.