Давно его стихи в оригинале
склевали мыши, чайки, и ветра.
Читаем по губам диагонали –
но только не по росчеркам пера.
Его давно ни стало. Все те страхи,
что горькими чернилами кропил, –
в труни, куда мохнатый амфибрахий
четвертою стопою наступил.
Нам кажется: поэзия сакральна.
А вот ему уже десяток лет
до лампочки вольфрамовой спирали
камин, свеча, бумага на столе,
чернильница, перо, и чашка чая.
Могильный обустраивая быт,
поэт Поэт страдает, причащаясь,
страдательным причастием «забыт».