(На примерах произведений лауреата премии имени Г.С.Сковороды Дмитрия Шупты)
Увлекаясь поэтическими переводами, я нередко замечал, что, если переводчик прибегает к буквальному переводу, то зачастую получается тарабарщина или абракадабра. Корней Чуковский такие переводы называл «астматическими». А мне подумалось о том, что иной раз переводы (особенно с украинского языка на русский) заражены буквализмом, словно скарлатиной или корью.
Помнится, как-то раз один из русских поэтов решил перевести украинское стихотворение одесского поэта Николая Палиенко «За ним зітхала Репніна Варвара” из его цикла стихов о Тарасе Шевченко на русский язык. Как пример добросовестного перевода некоторые говорили о том, что перевод точен. Я обратил внимание на то, что восьмая строка этого стихотворения «Як і Лікеру стрінув на путі” была переведена дословно: «Как и Ликеру встретил на пути». Читая этот перевод, мне хотелось спросить переводчика, не заходил ли он по пути, работая над этим переводом, в магазин, чтобы купить бутылку ликёра.
Известно, что Тарас Шевченко задумал незадолго до смерти жениться. Его невесту звали по-украински Ликерой Полусмаковой, и он посвятил ей стихотворение, которое так и назвал: «ЛИКЕРІ”. Ну и что же тут сложного? Стоит ли ломать голову над тем, как передать это „ликёрное” имя по-русски? Переводчики так и переводили: «Ликерии». Однако хочу заметить, что имени такого в русском языке вообще нет. Оказывается, для перевода, для русской речи следовало бы подобрать иное имя – Гликерия или Лукерья, но никак не Ликера и не Ликерия. Позволю себе привести это стихотворение поэта Палиенко в своём переводе:
О нём вздыхала Репнина Варвара,
Видать, влюбилась по уши княжна.
Но оказалось, что они – не пара, –
А ведь прекрасною была б жена!
Играла роль влюблённой Пиунова –
Томил его её сценичный стон!
Развеялись надежды, как полова.
Так и Лукерью встретил в жизни он.
Но, словно счастье, вспоминал Оксану…
Пасли овечек вместе у села…
Как тучка в небе, что сродни туману,
Через его судьбу она плыла.
На этом простом примере хотелось бы показать, что перевод стихотворения, пусть даже с родственного языка, не такое уж и простое дело.
Особое желание переводить стихотворения Шупты на русский язык возникло в моей душе после того, как я узнал, что Дмитрий Романович не только оригинальный поэт, но автор многочисленных переводов мировой поэзии на украинский язык. Дмитрия Шупту давно интересовали вопросы художественного перевода. Мне запомнился, например, его
блистательный перевод патриотического стихотворения морской тематики из Генриха Гейне (раздел «Романсы). Знакомясь с этим переводом, ощущаешь, что Гейне очень близок Шупте по духу, по своей любви к морской стихии, по простоте и ясности поэтического слова.
Переводы из Гейне имеют богатую и длинную историю: ведь стихи немецкого поэта переводили Лермонтов, Плещеев, Фет, Тютчев, который был лично знаком с Гейне, Алексей Константинович Толстой, Блок, Юрий Тынянов, Самуил Маршак… К славной плеяде этих переводчиков с полным правом следует отнести и Дмитрия Шупту.
От поэтического перевода Шупты веет свежестью, мягкой элегической грустью, искрящейся искренней лирикой, связанной с той проникновенной любовью, когда разлучаешься с любимой.
Стою під щоглою як стій,
Лічу морськії хвилі.
Прощай, коханий краю мій.
Мої простори милі.
Я дім коханої минув,
Але мені рукою
Ніхто звідтіль і не махнув,
Не попрощавсь зі мною.
Ревуть розбурхані вали,
А я пливу все далі.
Зболіле серце, не боли,
Не додавай печалі.
Хотелось бы сказать, что перевод этот звучит на украинском языке более органично, более организованно и чётко, нежели иные русскоязычные переводы, в которых просматриваются стихи с холостой рифмовкой, то есть отсутствие рифмованной пары:
Я, к мачте прислонясь, СТОЯЛ,
За валом вал считая,
Корабль летит вперёд БЫСТРЕЙ, –
Прощай, страна родная!
Или же:
Стоял я, к мачте ПРИСЛОНЯСЬ,
Плеск волн меня печалил.
Отчизна милая, ПРОЩАЙ!
Корабль мой отчалил.
Читая переводы стихов Гейне на русском языке, я невольно думал о том, что переводы эти выглядят иногда, к сожалению, как карикатура на стихи. Приведу один из примеров. Однажды я прочёл такие строчки перевода Вильгельма Левика из Гейне:
Ветер надел штаны,
Свои штаны водяные.
И у меня сразу же экспромтом родилась пародия «Новые штаны»:
У ветра был славный портной,
Кроил он волны шальные.
И сшил из волны морской
Ветру штаны водяные.
Не стало у ветра жены:
Она взлетела, как чайка.
Ветер надел штаны.
А где же у ветра майка?
У ветра не стало жены –
И, уронив слезинку,
Ветер надел штаны
И застегнул ширинку.
К написанию пародии может подтолкнуть и переведенное Левиком другое стихотворение Гейне:
«Так сухо во рту, будто солнце я съел».
Читаешь такой перевод – и кажется, будто великий поэт превращается вдруг в того проглотившего солнце крокодила, о котором писал Корней Чуковский в своём «Тараканище».
– И как только в голову Вам могло прийти, – спросили как-то раз у Корнея Ивановича, – что какой-то крокодил солнце проглотил?
– Проснулся я, – ответил детский писатель, – а на небе два солнца. Одно – немецкое, а другое – нормальное, наше. В виде звезды. Звезда по имени солнце. Крокодилу было по фиг, что солнце немецкое, он прошёл мимо немецкого и проглотил наше. После этого крокодил весь внутри засветился, засверкал и говорит: «Напиши про меня!» Я – и писать!
Если уж я осмелился допустить шутку по отношению к стихам самого Генриха Гейне, который, кстати, очень любил юмор, то почему бы, подумали коллеги по перу в Союзе писателей, не поиздеваться и над стихами Дмитрия Шупты? Замечу, что Дмитрий Шупта – человек очень мягкий и скромный, не любит никакой суеты вокруг своей персоны. Поэт чистый, искренний. Бесхитростен и доверчив, как ребёнок. Говорит всегда прямо, кто весьма талантлив, а кто и не очень. И обидно, что коллеги по перу нередко проявляют к его творчеству равнодушие, не вникая в его поэзию. Разве что мероприятие по обсуждению стихов способно немного подтолкнуть их к ознакомлению с некоторыми строчками. И вот на одном из писательских собраний решили устроить обсуждение поэзии Шупты в виде небольшого критического «мордобойчика». Присутствуя на этом обсуждении, мне довелось услышать замечательные очень образные строки поэта-мариниста:
В морі шторм у п’ять-шість балів.
Зуби скалять буруни.
Хвилі вперті і зухвалі,
Вітер пружиться-бринить.
Честно говоря, я был буквально заворожен этими стихами Шупты о белогривых скакунах моря, о том, как весело пенящиеся волны обцеловывают скалы. Стихи понравились мне прежде всего своей необыкновенной и мощной образностью. И мне тут же захотелось перевести это стихотворение на русский язык. Однако именно за творческое своеобразие и стали на собрании ругать это стихотворение коллеги.
– Как это так? – заудивлялся поэт Станислав Конак. – Это же полный абсурд! Где вы видели, чтобы буруны скалили зубы? Они не умеют скалить зубы! У этих волн, которые состоят сплошь только из молекул воды, даже никакого рта я не видел, а тем более зубов. Разве буруны похожи на голодных волков?..
Услышав такой анализ стихов, я не мог молчать, и меня подмывало доказать, что у весело бегущего стада морских барашков таки-да есть зубы. Они белопенны, и в этом их поэтическая прелесть. Да и как можно не понимать и не чувствовать, что «скалить зубы» – это идиоматическое выражение, к тому же, и переносное. «Скалить зубы» – это значит не только их показывать, обнажать, раздвигая губы, а ещё и просто смеяться, хохотать. Не зря же в народе есть просторечное выражение: «Ты чего зубы скалишь, скалозуб (или зубоскал) несчастный?» Я тут же вспомнил начало, самые первые слова рассказа Максима Горького «Мальва», которые хорошо помню со школьной скамьи:
«Море – смеялось.
Под лёгким дуновением знойного ветра оно вздрагивало и, покрываясь мелкой рябью, ослепительно ярко отражавшей солнце, улыбалось голубому небу тысячами серебряных улыбок».
Пришли на память и стихи Гарсиа Лорки, его «Баллада морской воды»:
Море смеётся
У края лагуны.
Пенные зубы,
Лазурные губы…
А как не вспомнить строки Державина?
«С курильщиц благовонья льются.
ПЛОДЫ СРЕДИ КОРЗИН СМЕЮТСЯ».
Такие критики скажут, наверное, что плоды не могут смеяться, тем более, среди каких-то корзин. Однако это поэзия! Это симфора – высшая форма метафорического выражения.
И Дмитрий Шупта, на мой взгляд, прекрасно и умело использует в своих стихах это образное представление, в котором как бы снята метафоричность и вместо признаков сходства даётся подобие. Да, это симфора.
Приведу свой перевод этого стихотворения.
МОРЕ
(Из Дмитрия Шупты)
Взволновалось море мигом,
Зубы скалят буруны.
Волны ветер гнёт с припрыгом –
И они бегут, вольны.
Не пойму я, кто их гонит.
Небо – бубен. Грянул гром.
И прибой, я слышу стонет
Белогривым скакуном.
Ветер смело, будто всадник,
Оседлал волну-коня
И помчался вскачь, проказник,
Берег весело дразня.
Море плещется всё круче,
Волн взъерошив бахрому.
Солнце прячется за тучи,
Видя эту кутерьму.
Взволновалось море мигом,
Зубы скалят буруны.
Волны ветер гнёт с припрыгом –
И они бегут, вольны.
Анатолий ЯНИ