ПРИСТУПЛЕНИЕ
Случайный летний сумеречный ясный
Последний тёмный мнительный ущербный
Свой поднял понял полон волн напрасный
И бросил в ночь запасливый и щедрый.
Ласкалось билось путалось клубилось
Сливаясь силясь хмурясь улыбаясь
Хвостом виляя на руки явилось
Покачиваясь тщась и издеваясь.
Возвышенный мучительный и влажный
Вошёл в объём четвёртого объекта
Торжественный пинком открыл вальяжный
Стаканчик жёлтый жизненный бумажный
И влил в себя клокочущее лето.
ТЫКВА
Зима, зима. Я тыква в огороде
забытая. Нелепо думать:
припомнят — заберут
всё руки не доходят
всё ноги не доходят
идут — но не доходят
и не дойдут —
И это всё
что следует запомнить
как следует.
Так следует из — о! —
не опыта,— откуда ж опыт
у однолетнего растенья? —
но из нутра гадательного
птицы
кишок и прочих внутренностей
птицы
вываливающихся на лету.
НОКТЮРН
В.Бахтину
Где сладкий грех несложного припадка
Пасёт воображения отару,
Вниманьем образованная складка
Любовно ткёт на коврике гитару.
И зреет ткань увитая сосцами
Не отпуская странника из виду
Где полынья промытая косцами,
Сестрою протирает пирамиду.
И только Тютчев Александр Петрович
Несмело опустил бразды правленья
На вешалку, где некто Колторович
Не в силах скрыть любовного паренья…
О, Муза, сжалься,— нас пугают дебри
Густого утомительного духа,
Когда вокруг лишь Дебюсси и дерби
Качаются на карусели уха.
ЭПИТАЛАМА
В.З.
Грех одинокому человеку кушать рыбу;
Под сладким мясом коварно таятся
Отравленные кишки и острые кости,
Каковые испортят кровь и поранят горло.
Что же толку махать руками и звать на помощь,—
Если ты одинок — кто тебе поможет?
А вот состоящий в браке — иное дело;
Если с ним недоброе приключится,
То супруга тотчас же прибежит и окажет помощь,
Ловко ударив ему коленом в спину.
Так что лучше женись, мой друг, и ни о чём не думай,
Если ты и вправду настолько до рыбы лаком.
НАЗИДАТЕЛЬНОЕ
Разве боги не учили тебя:
Кушать нужно медленно, а жить — быстро,
От сентября до сентября
Проноситься, как меж кресалами искра,
Только вперёд, не оглядываясь, не любя,
Вспыхивать и — сгорать немедленно.
А кушать, наоборот, нужно медленно.
Разве боги не учили тебя?
ЗАБЫВЧИВЫЙ НА ФОНЕ ПРИРОДЫ
Максиму К.
С фамилией как улица, он шёл
В свой магазин, наверное, за хлебом,
А магазин, хотя и был его,
Но таковым, по сути, не являлся.
Он водки там купил и колбасы,
И думать стал, что с этим делать дальше?
Хотел взглянуть привычно на часы,
Как пионер, к глазам закинув руку.
Но часики он дома позабыл,
Сказать точней — не взял их специально,
И, в самом деле, для чего часы,
Когда идёшь практически за хлебом,
Который, кстати, он забыл купить,
Да и к чему, когда зубов так мало?
И сколько там ещё осталось жить
С подобным отношеньем к жизни, мама?
А жизнь — жила, черёмуха цвела,
Погода мирно, как солдат, стояла
И на опушке города-села
Саму себя бесстрастно представляла.
ЛЁГКАЯ ЖИЗНЬ
*
Империя. Мраморный ужас подъездов.
Зелёное дно фонтанов.
Бездонное сердце маленького урода.
И герань
В конце улицы—
Выстрел в затылок.
*
Он доказывает себе
что обойдётся без всего этого
он убеждает себя
что прекрасно проживёт и так
без всей этой
жизни
жизни
жизни
(пауза)
смерти.
*
Ах, лето детства!—
Роскошь твоих пустырей
Смущает старика воображенье.
Всё потихоньку движется к тому,
Что временно придется освежить
Полузабытые привычки,
Отчистить детский перочинный нож
От липкой крови…
Не наломать ли деду новых перьев?
*
Пьют осы яд небес
и жадно жалят пальцы.
Уснули постояльцы,
глядишь: Христос воскрес!
Я не хочу хотеть.
я не могу молиться…
Мне хочется напиться,
не вусмерть, а – во смерть.
*
Лёгкая жизнь.
Иногда наступает весна
Иногда появляется солнце.
*
Большие зелёные мухи
На шее котёнка,
А он — всё ещё жив.
*
Здравствуй, небо!
Я — ёлочная игрушка,—
Лёгкий, пыльный, пустой,
Блестяще-ненужный…
ПОЮЩИЕ
Поющие в термитнике не спят
Им не хватает ласки муравьеда
В ведре надежды душно от котят
Они войны как русские хотят
И за ухом их чешет Аюрведа
Поющие в термитнике идут
На склон холма, где их единоверцы
Построили спасительный редут
И двое первых третьего ведут —
Им припереть расшатанные дверцы
Поющие в термитнике — мосты
Держа во рту спасительный термометр
Они листают тихих дней листы
И трогательно трогают кусты
Спасая тех, кто ни о ком не помнит
Поющие в термитнике спешат
При дальнем свете одинокой фары
В пустых ангарах платья их шуршат
Как десять тысяч маленьких мышат
А дома ждут журналы, отдых, Лары…
ВЕСНА
Весна. С прохладою в крови
Кружит ужаленный амуром
Он принял в заведении хмуром
С утра вакцину от любви.
Не помогло. Его зрачки
Избыточным налиты соком
И низко мысля о высоком
Он дамам строит маячки
А дамы мыслят так: Постой,
построй нам, дамам, лучше замок,
тогда бери в замок нас, самок,
в борьбе приятной и простой,—
классической. Пускай!
Пускай
Аэроплан в дырявый космос
На пустыре, где ломкий колос
И лета детская тоска
Лети, аэроплан, лети
Вперёд, сквозь лабиринты эти,
И — только небо, только ветер
И только радость впереди…
ОДИНОКИЙ
Как одинокий движется назад —
Навстречу усыпальнице безликой
К его ноге привязана коза
Чьё молоко пропахло повиликой
Но ею он устал повелевать
Пропахла потным выменем кровать
И семенем густой травы безликой.
Над горизонтом чёрная звезда
Толкает разогретые вагоны
Под монотонное «то нет — то да»
Слезами подслащённая вода
Снимает с плеч усталости погоны,
Когда он их надеть успел, когда?
То обретая, то теряя след
На волнах снов, он движется помалу
Не видя вех, на собственный свой свет
И как там ни крути: туда — отсед
Антигероем — от конца к началу.
Но в бесконечных паузах весны
Есть то, что сердце заставляет верить
В дорогою навеянные сны
И раму для дверей, а не для гроба мерить
Из душной, пеком пахнущей сосны…
Пока всё это вслед за ним пишу
В древесных кронах нарастает шум
И жаркий полдень входит нараспашку
Болотным тленьем веет от реки
И красные как раки рыбаки
Привычно заливают за рубашку.
Да я и сам…
ПРОХОДИМЕЦ
Невдалеке от злачных мест
Как по окружности воронки
Раздвинув грудь, расправив крест
И скаля мерзкие коронки
Пока себе не надоест
Через плечо закинув жало
Он проходимец этих мест
И только выглядит лежало
Он мчит. Пустой живот урчит
Подкладка куртки пахнет пробкой
И глухо лютня сфер звучит
Под черепной его коробкой.
КОГДА
Когда все предсказания сбылись
И даже то, что мнилось невозможным,
Он вновь увидел мир отзывчивым, несложным,
И за пророком подсыхала слизь.
Вдруг стало в нём так пусто и легко
И все слова утратили значенья
Он потянулся к воздуху рукой
И ощутил томительный покой
И лёгкое над пальцами свеченье.
И он сказал (или подумал?): «Пусть»,—
Махнул рукой и двинулся куда-то.
А за спиною загорелся куст
Над гробом Неизвестного солдата.
СТОРОЖ
Как сторож весеннего снега
садится в общественный транспорт
и барышне вместо билета
вручает технический паспорт
И речь — как слепого под руку —
заводит в какие-то дебри
и хочет толкнуть под машину
и тему захлопнуть как двери
Хотя ни на йоту не верит
что, выполнив все ритуалы,
начнёт всё с возвышенной ноты
с пронзительно чистой октавы…
А что там ещё остаётся,
поднявшись? — упасть и разбиться.
И Время над глупым смеётся,
над тем, как он пробует длиться.
ЛЮБОВЬ СТАРИКА
Любовь старика начинается с пенья
Волшебная в тело впадает река
И тема, теряя остатки терпенья,
Пытается выскочить из тупика
Он смотрит и пьёт по чуть-чуть ускоритель
Он смотрит и ждёт — как любовник звонка
Зажмурясь от солнца, от листьев, от литер,
Он ласково смотрит. Любовь старика.
Он губы сухими ладонями вытер
Сморкнулся в тайник носового платка
И встал, и поправил примявшийся свитер.
Теперь он уходит. Любовь старика.
ПАССАЖИР
Билетиком приклеиться к стеклу
В последний раз увидеть как впервые
Растущее благословенье клумб
Где падшие — в геранях — как живые
Что делать с жизнью видевшему то,
Чем всё кончается? Устав от узнаванья,
Он суетится, как плохой актёр
В спектакле без антракта, без названья
Все стороны открыты, но ему
Не нужно ни в одну из них. Он медлит,
Не в силах выбрать свет,
Не в силах выбрать тьму,
В тугой стакан язык толкая медный
И нет конца пустым его речам,
И тела нет, и в теле нету места
Как иволга он воет по ночам
В глухое ухо сонного подъезда.
ЛЕБЕДЬ
Умирающий лебедь
На палубе вечной печали
Пожимает плечами
Царапает стену ключами
Хочет выйти
Но не понимает — откуда
Хочет выпить
Но где в этом доме посуда?
Вечереет и гаснет
Приходят прозрачные гости
Свет прокуренный киснет
Кости трутся о кости
И ему в этом скрипе
Словно слышится вечная лира
И блаженные скрипки
С высоты инфернального мира
Приходите, смотрите
Вот тело моё как дорога
В голове моей ветер
В корыте — органы бога
И душа, где сгорает последнее лето
И спина, как гора
Где живут партизаны Тибета
Приходите, берите
Я не знаю что делать с собою
Я как Назаретянин
По горло наполнен любовью
Я не знаю что можно открыть
Золотыми ключами
Умирающий лебедь
На палубе вечной печали.
***
Почистить зубы и уснуть — навеки
На веках гор лежит ночная мгла
Как много новых звёзд натыкала игла
В копирке неба! Сонные калеки
Объединяясь, парно входят в ночь
И, спиртом узаконенное порно
Их гонит в сон, и только мне невмочь
Так надоело камень лбом толочь
Скорей бы лечь — безмысленно, покорно
Скорее б день, скорей бы снова ночь.
УГОЛ ОЗЕРА
Пришёл на угол озера и ждал
Хоть не было меж нами уговора
В сухой листве холодный луч блуждал
И неохотно просыпался город
И странно это было: так стоять
К перилам серым сонно прикасаться
И верить в чудо, и при этом знать:
Нет смысла спать, нет смысла просыпаться.
***
Со смертью в голове
Идёт, стоит, плывёт
Где неба синева, завещанная с детства?
Нет, что-то здесь не то
Наверно, тело врёт
Наверно, просто ум устал от лицедейства.
Со смертью в голове
Так — всё наоборот:
Бороться, уходить, барахтаться в надежде
Со смертью в голове
Пускаться в перелёт
Но крепок неба лёд —
Как сон,
как смерть,
как прежде…
стансы
Заложник трудодней
В конце существованья
Увидел русский лес
Лишённый основанья
Черпнул рукой песок
И понял: это — дно
Скорей назад, в лесок,
Пока ещё видно!
Заложник трудодней
К нулю прибавил птичку
Чирикнул и чиркнул
Коробочкой о спичку
И слово замарал
Найдя его в тетради
Вписав туда: Козлы,
отстаньте, Христа ради!
Заложник трудодней
Иных кааб паломник
На мировом торгу купил себе половник
Чтоб доставать со дна
В существованья супе
Под листьями капуст
Куски той самой сути.
ТЕАТР
Прогорклая моча комедианта
Торопит к морю полчища мышей
Как рыцарь — конь выходит из серванта
И вата из директорских ушей
На деревце — ничем не хуже снега!
Скрипит воображения телега
На психику влияя малышей.
А свет! Он начинался понемногу
Как будто лампы — в вековой пыли
Но постепенно вышел на дорогу
И засияли звёздочки вдали
И кажется: порожние веками —
Аулы закурились кизяками
И тронул на зурне* струну Али.
Но вот уж сцена близится к антракту
Запущен в дело роковой клинок
Бинокль, заменивший катаракту,
Лежит, пинком отброшенный, у ног
Пока герой исправно умирает
У дам в зобу дыхание спирает
И вдавлен в чресла медный нумерок…
Как хорошо походкою небрежной
Зайти в буфет и водки взять фиал
И, тут же, выйдя в город ночью снежной
Переиначить в голове финал
И, самому себе представясь снобом,
Нестись рысцою волчьей по сугробам
Культурный огибая ареал…
Познав на сцене тяготы-лишенья,
Актёр, благополучие само,
Избавлен диалектики мышленья,
А у меня — под черепом сумо
В зрачке сверкает вожделенья лучик,
Но лишь напрасно мумию он мучит
Ей страшно утром глянуться в трюмо…
И, все ж, скажу: да будет Мельпомена
Во все века, по слову моему,
Всё столь же благостна, наивно-вдохновенна,
Младенческому родственна уму!
Кому-нибудь, как в жизни перемены,
Необходимы даже эти стены,
И даже запах… Но — кому? Кому?
*Зурна, в данном случае, струнный инструмент.
ДЯДЯ
В ботинках старых и холодных,
Трагических, скажи-ка, дядя,
Куда ты с пьяных глаз голодных
С утра собрался на ночь глядя?
Устал ли от речей елейных
Да кашей мимо рта давиться?
Возжаждал ли ****ей филейных
Их чистотою умилиться?
Иль пивом возжелал неспешным
Упиться перед сном грядущим,
Открыв движением небрежным
С хлопком возвышенно-воздушным?
Намылился ль к знакомым в гости,
К дружку с бровями над губою,
Иль архаические кости
Решил побаловать ходьбою?
Архангелов ль с берёз промёрзлых
Снять стоеросовою ветвью,
И заблудить себя в трёх соснах,
Благой обуреваем вестью?—
Не знаем мы. В недоумении
Проводим дни, недели, годы
В весёлом безотрадном пении
Да водку хлещем без охоты;
От слёз трясутся наши спины,
И на губах — не пива пена,
И только с женщинами спим мы.
Но привыкаем. Постепенно.
ПОЛУМЕРА
полубог застрял на полумере
предоставив взорам полубок
тёмной шерсти спутанный клубок
преграждает путь к его пещере
прах и пух — однажды грозный страж
пах — столь многообещающ прежде —
нынче приохотился к одежде
выслугою лет покрывши стаж
к плащаницей пахнущей пещере
выстроился верующий сброд
он не любит человечий род
но относит это к полумере
…
***
Я потерялся в числах и часах
Я потерялся в днях недели
Мне хочется кричать ау
Или заплакать и упасть в траву
Я потерялся в телефонных номерах
Я в адресах запутался навеки
О, даже в рощах рыщут человеки
Как Лем в пронумерованных мирах
Как лев по клетке, так вода — по капле
И девка плёткой мне исхлещет пятки
Или — похлеще: находясь в избытке
Суровой сам себя подвергну пытке
Один Суворов путь укажет миру
Другой — на лоскуты изрежет лиру
Изнеженными пальцами толкая
Заснеженную оккупантку мая
Так песня в нас летит из-под трамвая
И потный пестик туго входит в ступку —
В нас трудится поэзия живая
Сводя существование к поступку.
ЛЕВ
Так львы и тигры лизали ноги юным
мученикам на арене Колизея.
В.Е.
Лев — пожиратель христиан,
Что с нёба ночником горящим
Отправился за океан,
Был склонен к приключеньям вящим.
Живородящая тюрьма
Мочой пропитанного трюма,
Скрипучая костями тьма —
Не тем венчалась авантюра.—
Был лев, в конечном счёте, прав,—
Ему так и кричали: «Прав ты!» —
Нет слаще ничего расправ
Над горькой вестниками правды.
Многодощатая тюрьма
Затем ему служила мерой
Для выявления ума
Обезображенного верой.
Усы расправив над губой,
Он за работу принимался,
За ту, что никакой любой
И брать не брал, и не старался.
ПОДАРОК
Человеку на 35* лет
Подарили особый предмет
Молодой как вино он сидел
И задумавшись в сущность глядел
Но сказал ему данный предмет
Никакой во мне сущности нет
Я простой заурядный предмет
Из привычного ряда предмет
Нет во мне ни особых примет
Ни проклятья, ни благости нет
Человек ощутил беспокойство
Нет души, но должны же быть свойства!
О, избавь себя от беспокойств
Нет во мне никаких также свойств
Нет во мне ни гребёнки ни …
Также нет и особого смысла
* Поэтическая вольность, на самом деле на 34 года и 7 месяцев.
8.06.2006
«Всё дело в расположении
(мебели, слов, веток, чего бы то ни было
(кошек))!
Шерсть на теле атлета
поражает воображение,— к слову».
Буфетчица вышла погр. на солн.
Первый клиент. И,
судя по виду, ничего не спизжю
(куда там — еле рюмку донёс до стола,
а яйцо — так и каталось по блюдцу,
с единственной мыслью: не выпасть б;
сел). Она вышла.
Хотел бы сказать, что украл у них вилку.
Для интриги. Но это не так.
ЖДАТЬ
Телевизор жалуется на жизнь.
Усталый слушает, не вникая.
Майский вечер проходит в дверь.
Тёплая память сползает с камня.
Девушка сонно бредёт сквозь сад.
Поднимаются испаренья.
Тяжёлые листья во тьме блестят.
Расслабляется зрение.
Одинокий сидит и чего-то ждёт.
Запах плоти в запахе пледа.
Дорога делает поворот.
Тлеет в руке сигарета.
ОН ГОВОРИТ
Он говорит, что всё напрасно
Ах, светит месяц, светит ясный
И слов стихийное круженье
Под жертвенником абажура
И мысли тёмное скольженье –
Не боле чем источник шума
Ах, всё напрасно, всё напрасно
Он шума больше не выносит
Он говорит: мне стало ясно
Он чувствует: настала осень
С её заботами о быте
Сухими астрами в букете
Туманной чередой событий
И ног следами на паркете…
И тонкой ощущает кожей:
Ближайшим вечером ненастным
Довольно сделаться прохожим
Чтоб ощутить себя несчастным,
И память тайная проснулась
И стало всё ещё печальней
Когда унылость и сутулость
В витрине промелькнут случайной
Кому-то так необходимо
Заученное повторенье:
Холодный воздух, запах дыма,
Свобода – реяние – паденье…
ВЕЧЕР
Катулла втулка
искала желоб
на море чайки
слетались чай пить
и воздух ломкий
от женских жалоб
на части резал
гудок буксира
и не во власти
остаться вместе
и не у власти ж
искать пристанищ
в таком-то времени
в песочном тесте
в себя вкопаться
копьём ристалищ
глаз поволока
одна морока
так пустырями
бежит собака
что там: клоака
или дорога?
что толку в знании
когда нет знака!
как поломойщик
плеснул помои
так вечер вылил огни трактира
куда-то в поле
куда-то в море
хозяин — кормчий
но тень сатира
налей-ка, мальчик,
мне этой мути
дрожит пространство
и сонно бредит
твоя смазливость меня не будит.
меня — не будет.
и кончим с этим.
ВОПРОСЫ ЖИЗНИ
*
пить водку, скитаясь по миру
просто скитаться
просто пить водку
не пить и не скитаться
то скитаться, то не скитаться
то пить, то не пить
то пить, то скитаться
скитаясь не пить
но, выпив, скитаться
отскитавшись не пить
но — не выпив —
скитаться, чтоб выпить
и, выпив, уже не скитаться
но думать: как бы не пить
чтоб поскитаться
чтоб пить — как не пить
чтоб не пить, но как выпить
чтоб после уж пить
и скитаться,
скитаться,
скитаться…
*
мучительно думал:
что от себя отрезать —
для красоты
мучительно думал:
что от себя оставить —
для всей полноты
показать себя в лучшем виде!
возрадовать себя
возрадовав собою
кого-то другого.
*
Жалко времени. Которого нет.
Я есть, а времени — нет…
Меня не будет — появится время.
*
такой как я)
такая как ты)
похоже —
одни рождены, чтобы мешать другим
стать теми,
о ком те мечтают.
МУЗЫКА
мы прячемся за музыку
за звук
непостижимо льющийся из горла
в ночную рань
где зрения паук
ткёт лестницу
слюной смочив любовно
и то
что обещали небеса
само собою
от себя же прячет
великий неумелец колеса
в лесу купивший белочку на сдачу
молчи пожарник
жарких слов не лей
нам нет вернее сказанного сразу
в кругу царицы заспанных полей
что эхом дооканчивала фразу
не начатую
это ли ещё
услышится
когда воды безвольней
а в небесах — свистящий рвётся шёлк
и пеною тела белеют молний
где музыки великая стена?
где стад слоноподобные глаголы?
где музыка сама?— одна цена
где та стена когда кругом монголы?
нам вне тебя — не нам, не нас, не быть
и нетерпенья горького не выдать
любовной петлей милым вый не вить
а только выть
а только ненавидеть
о, музыка!
закалываньем нот
ты сочетаешь жертвоприношенье
и жаворонка медленный полёт
в воронках неба — пламенеет мёд
душа, упавши девочкой под лёд,
вдруг выпорхнет
и пустится в круженье
кружится —
и сама себя поёт.
***
Колесо сна
Избыток сил
Снотворное и весна —
Это всё, о чём я просил
Не доверяйте мне
Я живу на луне
Я уже не такой —
Я литрами пью покой.
МАЛЬЧИК
Мальчик не хотел ходить в школу
Он отдал свой завтрак собаке
Собака поела и встала на задние лапы
И прошла с ним семь поприщ
Но потом все равно куда-то исчезла.
Остался круг одиночества
Упавший на голову с неба —
Как нимб и пришёлся как раз по размеру
Значит есть что-то в небе
Кроме птиц-самолётов
И просто птиц-птиц
Отвлекающих наше вниманье
От красиво написанных формул?..
Вокруг рос лес. Лес был парк
Где скамейки казались излишни —
Человек, даже садясь, продолжает движенье.
В стаканчике из-под мороженого — муравей
И осы, что строят свой быт под землёй
но питаются в небе
Мальчик, будь осторожен, у ос ножи!
Лучше понаблюдай за пляскою крыс в канале
Где тобою утоплен червивый от двоек дневник.
А вот и Офелия проплыла
Странно-бледная, оно все равно прекрасна
Ты не хочешь, как сверстники, стать врачом
или инженером
Тем более космонавтом
Расквитавшись со школой
Ты устроишься сторожем в местный морг
Светлая душа — скромные желания
И ещё: ты не любишь иного верхнего света,
Кроме света луны и солнца,—
Но это единственное
Перед чем медицина бессильна…
ПЕЩЕРА
Безглазые рыбы пещер — порожденье печали
Они как две капли воды похожи на нас
Прозрачных и белых под куполом кухонь, ночами
Считающих бабочек и прожигающих газ
Тяжёлые бабочки выправив ветхие крылья
Кочуют с колен на колени, тела их дрожат
И букв чешуя на паркет осыпается пылью
И в новом порядке всегда эти буквы лежат
Несметные буквы сбиваются в узкие щели,
Их время засыплет песком, называя моё
И им никогда не покинуть пределов пещеры,
Как нам никогда не уйти за пределы её.
***
нам появляться — исчезать
откуда-то
такое дело
свечи нагара
не слизать
толпе пророков
поределой
с дверных замков
пурпурной тьмы
и пролетающего братства
их кожей пахнущей тюрьмы
средь копий нежныя зимы
щит продырявивших пространства
нас не найти
не осязать
не выманить на свет в передней
как тени с тенью —
не связать
как птиц
лишённых оперенья
не то что петь под их дуду
но даже мыслить о совместном
насесте
плыть на поводу
вращая твердь
в пространстве тесном
усилием наоборот
похлёбкой не
в своей тарелке
смочить
кормильца нежный рот
припав
поилкою к горелке
историй пряных гастроном
в трюизмах высушивший жало
дитя отправил в гастроном
а то
в дороге
возмужало
а то сказало:
не явлюсь
тебе на свет
тебе назло я
и на жене твоей женюсь
и стадо выращу козлов я
отмеченных
рожденьем вспять
себе
не знающим
предела
кому являться
исчезать
безропотно —
такое дело
…
ИНГИБИТОР
Анне Кирн
*
Исследователь пещер наконец выползает наружу
Еле ворочая языком подбирает слова
Всё что можно понять речь идёт про какую-то лужу
В которой отражаются луна и жернова
Твоих щёк. Он хотел бы ещё, но обмазанный липким,
Он не в силах двинуться с места, — да и куда?
Его невеста развесила юбки на липке
И слушает как в кастрюльках кипит вода.
Один за другим, он надевает тапки,
Уютно-засаленные, как детективный роман,
И стайка пугливых ангелов, соскальзывая с булавки,
Над морем житейским конденсируется в туман
Где в чашке — чаинка чайки и тот же бродяга-крейсер,
Навёртывая узлы носом долбит волну
И капитан, полулёжа в фамильном кресле
Лижет лимон и в теле-глядит-глубину;
Парами ходят по полукругу блики
То соединяясь, то разбредаясь прочь,
Стоматологический мост разводит над ними в крике
Пещерная ночь.
*
Как ингибитор в тёплых водах
Гортанную находит гавань
И чайки носятся в проходах,
Как в чае лепестки жасмина,
Так нахожу, что ты прекрасна
В вечернем столбняке из шерсти
Шести задумчивых животных,
Копьём приколотых из жести.
А я всё менее пригоден
Я самому себе докучен,
Подобно ёлке прошлогодней —
Худой коричневый колючий...
Отдай ключи мне от передней,
Включи мне свет в своей передней,
Уютной маленькой передней,
В последний раз, на всякий случай.
*
Картины голубого неба
Домов замшелые кувшины
В глубоких переулках вдовы
Раскладывают медленный пасьянс
Вдыхая табаков болгарских смеси
И нежа горло розовой наливкой —
Так убивают время, ожидая
Усатого бубнового валета
Иль короля в сединах однолетних…
Мне кажется, я видел это небо
Я видел эту тень и эту зелень
Когда ещё не знал, что значит «видел»
Что я — живу,
И как звучат слова.
*
Золотыми ладонями день
Тянется к портику крыши,
Где птица — обрывок слепящего неба,
А в картонных садах
Шелестят аккуратные листья
И жизнь так похожа на ту,
Какой её обычно описывают в романах
Уже умершие писатели.
*
Сквозь оболочку дней идущих вспять
Сквозь оболочку дней идущих спать
На дно реки,
Где голубой песок
Весь испещрён молитвой о покое
И прямо над поверхностью скользят
Как листья
Тихих родственников лица.
*
Мореплаватель тонет в печали
И глаза выедает туман
Пешеход пожимает плечами
И уходит нахохлен и пьян
Гордой птицы оторваны лапки
Расшибается конь о причал
И обута в музейные тапки
Смерть крадёт нас как кур по ночам.
*
День перестал. В уснувшем ухе
Голодных слов толпились духи.
Они во мне искали пищи
И тем удобнее, что в спящем
Я лишь себе казался нищим
А им казался подходящим
Они с изяществом нездешним
Кружились во пространстве внешнем
Как кружат вороны над трупом
Друг перед дружкою куражась
То завихряясь в лёгкий рупор
То вновь наращивая тяжесть
Ко мне вела их общность цели —
Поднять как Лазаря с постели,
Сказав: гуляй в лесу, где совы
Шипя, тебе пошили саван,
Пиша за нами слово в слово
Об этом самом, этом самом…
КРЫМ
*
Пцырк,— почерк ящериц пугает пешехода.
Шприцы красиво смотрятся в траве.
Что называется хорошая погода.
Заточка мирно преет в рукаве.
Не встретить бы тут снежного! — О, сжалься,
Откуда ж снежный в эту пору лета!
Звон жужелиц, щемящий и сужающийся,
Смущает утончённый слух поэта —
До чёрной точки, отключая модуль…
Всё выше вверх. Миндаль горчит. Картина
Тем красивей, чем более поодаль;
Два исключенья: мох и паутина.
Пугаясь форм, вернее, соответствий,
Верней — несоответствий, тем, внутри,
Вслепую дуя изо всех отверстий,
Поэт, иди! сощурься, но смотри!
Сотри с лица нахальную гримасу;
Ты можешь видеть только здесь, в горах,
Как твёрдый человечества горох
Приобретает праосновы массу.
Всё то же верно и наоборот…
Обратный поворот,— финал достоин ленты!—
Где размягчённый крупами урод
Сложил окаменевшие фрагменты.
*
Растоптанный замшевый тапок татарской старухи
Прошитый поверху суровыми нитями троп —
Клянусь, это Крым! И на моря промасленном брюхе
Качается небо, заложник возвышенных проб.
Здесь голосу лень повторять прозвучавшую ноту,
Здесь кисть пересохла, не сделав предсмертный мазок,
Здесь.… Словно схватил по запарке чужую работу
И — умер от скуки, прикинув размер на глазок.
*
Трава — кузнечикам
Цикорий — мелкой птахе
Мне — ночь безлунная
В задумчивой папахе
Да стебель тростника
Продетый в дырку уха
Да медный пятачок
Чтоб не скучало брюхо
Да капелька вина
Для воплощенья мира
Шатёр из полотна
Да рваная струна
От лиры Велимира.
*
Русский Крым, где халатные ноги татар
Продают холодок наразлив.
Чем южней побережье, тем глубже Тартар,
И вино — спирт с компотом из слив.
Там утопленник средь ламинарий, как гусь,
С легкомысленной миной плывёт…
Каждый год говорю: «Я сюда не вернусь».
Каждый год говорю. Каждый год.
ПЯТЬ БЕЗВЕТРЕННЫХ ДНЕЙ
*
Плывут во тьме удвоенные лица
Протягивают взгляды пред собой.
Ночное небо — взмах Аустерлица,
Оно все близится, но я — слепой.
В ладье стеклянной по стеклянной тверди
Перебирая равные слова,
Ищу средь них о нежности и смерти
Смертельной нежности и нежной смерти
И про себя твержу едва-едва.
*
Улыбка в полдень бродит по лицу.
Я все гуляю и, круги смежая,
Спешу вперёд — к предельному крыльцу,
Невольно самому себе мешая.
И разве знаю я, куда, зачем иду,
Когда во всем себе противоречу?
Боюсь, что я тебя случайно встречу,
Или случайной встречи не найду.
*
В ветхих домах
Живут молодые девушки,
В новых микрорайонах
Старушки греют на солнце спины, —
Где преклонить тебе голову,
Канатоходец весны?
*
Ты больше не та, от которой
Вспыхивал хворост
Сухой тревожной души.
Кровь моя вымыла новые русла
И продолжает струиться.
Иногда
Происходит эффект наложенья
Этой тебя – на ту,
Себя – на другого себя.
*
Спокоен, как после дождя,
Как после глубокого сна,
Он забыл приёмы борьбы
И слова заклинаний,
С собою один на один,
А после, и вовсе — один.
СОЛНЦЕ
Когда молодое Солнце
Свой опус читало Старцу,
Старик поневоле думал:
«Какие красивые ногти!
А сам ведь — урод уродом…
Благослови его Боже».
ГОЛОВА
В моём вине обломки кораблей
В глазах — обрывки прожитых небес,
И воздуха поскрипывает колыбель,
Раскачивая памяти протез.
Есть верный способ обо всём забыть:
Выдумывай за рюмкою вина
Всё то, что не могло с тобою быть,
А если сталось — не твоя вина…
В пустом пространстве кружатся слова
И бесконечно долго длится ночь.
Качается над рюмкой голова,
И в рюмке голова такая же, точь-в-точь.
***
Я спал как все: в тревожном доме,
Задвинув зрения колодцы;
В рассохшемся библиотечном томе
Среди оскаленных пророчеств
Я находил пустые афоризмы,—
Так дни весны сияют пустотой неверной
В том возрасте, когда вторая половина жизни
Ещё гораздо тяжелее первой.
Был друг тогда со мной, ранимый и туманный,
Он говорил: вся суть искусства — в жесте;
Он список девственниц носил с собой карманный,
Чтоб свитера вязать им из зелёной шерсти.
А больше — ничего. И дней пустые колбы
Болтались на ветру, не предвещая перемену.
А больше — ничего. Лишь мелочные пробы
Средь неизменных дней найти себе замену…
НАД МОРЕМ
Над морем ласковым и сонным
Они стояли, как во сне
Луна взошла над горизонтом
Смущаясь тяжестью своей
Они стояли и смотрели
Не отрывая сонных глаз
Как в воздух в лёгкое простреленный
Входил светящийся баркас
Сказали оба: «Как красиво» —
И возвратились спать в траву
И жизнь, не требуя усилий,
Им вслед сказала: «Пусть идут».
***
Откатывается волна.
На берегу безлюдно.
Холодный камень, луна.
Мы хотели бы быть иными.
Или уснуть беспробудно.
Грохочет сверчками степь.
***
Спускалась литерная ночь
Кленовый лист сорвался с древа
Все птицы улетели прочь
Все мужики ушли налево
И только дрозд-библиофил
Сварив на ужин шоколадку
Читал навзрыд мои стихи
И рифмы прятал под крылатку
Рассчитанная на века
Жизнь превращалась в одуванчик
И выпью плакала река
Держа кораблики, как мальчик.
Ария Дежурного из оперы
«ЗАПИСКИ БУТАФОРА»
Гаргулии клюют с моей ладони
Крупинки ладана. На озере туман
Спят кавторанги в зарослях брусники
Я не в себе. Ночую до утра
Под озарений тягостные блики
Не у себя. Отвесные зрачки
Рассыпаны по заспанному саду
Где пыльные клубятся старички
В росе пустую празднуя беседу.
А кажется что есть иная жизнь
Не терпящая полумеры!—
Химер апокрифическая слизь
Древнее потолка пещеры
В которой те гнездятся. Может быть
И сами мы древнее нашей жизни
Так смотрим на забредшую во двор
На дурочку соседскую девчушку…
Как ноги нам оборотить назад
Придя к концу возможно ли начало?
И что реальнее — младенца сад
Или горгулья с запахом мочала?
О сколько заблужденья горьких лет
Мы напоследок из лимона выжмем
В уверенности — заговора нет
Нас, обречённых, — против нас самих же?
БОЛЕЗНЬ
Болезнь вызревает как колос
В зверинце дикие звери
в маленьких клетках
Крутится карусель,
скрипит
Младенец спит на руках
Глупая мать доверяет устройству мира.
***
Вечный мой недолёт
Спит в кармане счастливый билетик
Ждёт на озере лёд
Известий о лете
Взяв на зуб золотой
Разогнать колымагу
Строки жгут кислотой
Истончая бумагу
Ничего, как-нибудь
Прикормлю голубей обнаглевших
В сердце — зимняя муть
И орава не евших
Слов, и в горле комок
Ходит поршенем пневмо-искусства
Под амбарный замок
Посадить ли брюхатые чувства?
Иль пуститься в разгул
Накормив соловья напоследок
Горькой судорогой скул,
Полумраком крылатых беседок?
***
Доза. Воздух. Четверг.
Взгляд потеплевших глаз.
Мысли — слезами вверх —
Ищут заветный лаз
А без этого — ни,
А без этого — как?
Эти бледные дни
И сияющий мрак…
В море выцветших лент,
Сохрани, сохрани,
Без особых примет,
Эти бледные дни.
Так приятно ему
Обращаться к Тебе,—
А иначе — кому
Это «мэ», это «бэ»?
Пусть лемур на столбе
Сам себе властелин,
Сдавши в руки судьбе
Дней своих пластилин.
И в заветный Твой лаз,
Осознав как болезнь,
Не в последний ли раз
Он стремится пролезть?
Из «Он»
Хочу ли я тебя?
Хочу ли я вообще?
Смотрю ли на себя –
Как много у меня
Деталей
Иные – ужасают!
Хочу ли я себя?
Хочу ли я того же, что и все?
Вот то,
Что прежде называлось бы лицом
Глаз лампы угасают
Один. Передо мною тёмный зал
Зловещее бумажек шелестение
А может это нервы шелестят
А в зале пусто и пустые кресла
Но чей я кожей ощущаю взгляд?
Что делаю я здесь
На этой сцене?
Презрения тяжёлая волна
Мне больно упирается в колени
И хочется кому-то говорить:
«Не надо, милый, больно…»
Мне холодно. И я теряю нить
Речь горбится, становится несвязной,—
К кому я обращаюсь?
Может быть
К себе?
Но где я?
Где?
КОНЦЕРТ
Волшебная флейта пела
Во мраке плавились церкви
И осень на них глядела
Из-под лоскутного одеяла
У людей плакали лица
И становились пеной
И становились пеплом
И урна лаком сияла.
БОЛЕЗНЬ
Болезнь вызревает как колос
В зверинце дикие звери
в маленьких клетках
Крутится карусель,
скрипит
Младенец спит на руках
Глупая мать доверяет устройству мира.
***
Мир отражённый в воде
По берегу входит влюблённый
Он спрашивает:
«Где моё отражение?
Жизнь смотрит сквозь меня,
Жизнь смотрит сквозь меня!»
ЭХО
Эхо предшествует голосу.
Иногда — только эхо.
Шаг в тишине опустевших улиц.
Пальцы держат всё тело,
сжав ключи.
Уже близко. Ближе, чем моя жизнь.
ПРИЗРАК
Почувствовать опять ладонь нить
И, став невидимым, как призрак,
В органном теле музыки бродить
По узким улочкам капризным;
Казаться самому себе живым,
Бренчать монеткой за подкладкой,
Дождаться ночи — и пропасть, как дым,
Рассеявшийся без остатка.
КУМИР
Я рос у себя за плечами
И мною был создан кумир.
Он видел моими очами
Огромный пугающий мир.
Взамен, ему мирру и ладан
Я нёс, бирюзу и коралл,
Но был без зазрения предан:
Глаза он себе отобрал.
А тело, как муха в стакане,
Увязло на липнущем дне,
И толь это я в истукане,
Толь он притаился во мне?—
И плоть моя в липких личинках,
Сознанье — в слепых червячках.
Лишь небо, как в детстве, лучится
В пустых деревянных зрачках.
О МНОГОМ ДРУГОМ
Моя судьба на кончике пера
В бутончике цветка моя нора
Но я не жук, хотя и схож, но муж
Я всем бы им ответил, но кому ж
Весомы, как строка из-под строки
В ночи шныряют злые рысаки
И точно так же ищут продолженья
Презрев начало, но боясь конца
Они лежат на полках как овца
Раздетые до головокружения
Вокруг толпятся тихие врачи
И вертят в клювах боры и ключи
Они хотят артериальной крови
Они хотят того же что и все
То шеями трясут в ночной росе
То в небеса закидывают брови
Но нам ли, им ли — дверь всего одна
Там земляная комната видна
И рядом с входом рдеет земляника
По травам веет вечный холодок
И я в края хоть эти не ходок
Но те мне предлагают: загляни-ка
Нет, мне судьба — на кончике пера
Ни в чём помимо не ищу добра
Академичной мрачности заложник
Смотрю в окно — там всё, что может быть
Осталось улыбаться, пить и плыть
Ах, не трясите братцы мой треножник.
УНДЕРВУД
Мой ундервуд крадётся на Восток,
Чтоб там, завербовавшись ремингтоном,
Вкусить, что представляет ***сток,
Сверхоснащённый реверсным уклоном
Я плавал по промасленным морям
И с детства обожал морепродукты,
Теперь так сладко посылать к буям
Вербующих оранжевые фрукты
Вы видели простой селёдки взгляд,
Когда её, омытую рассолом,
Как деву, оглядев, кладут назад,
По недостатку жирности или избытку соли?
Вот так и я. Всё так же и меня
Кидают, с головой, обратно в бочку
Чужих голов, и не хватает дня —
Допить вино и нацарапать точку.
ПРОСТАЯ ПЕСНЯ
Руки мои труда
Ноги мои — туда
Печень моей трески
Лопнула от стыда
Плечи моих холмов
В печи чужих домов
Мять обещаний хлеб
В пальцах ночных дымов
Слов накормивши вшей
Мирно уйти взашей
В ветра бодрящий твист
Рвущий листву ушей
Руки мои пусты
Речи мои просты
Реки мои мосты
Реки мои мосты…
СЛОВА
Кто пристально заглядывал в слова,
Кто видел света преломленье гранью,
Тот знает, что имеет все права
Бросать в челночника горшки с геранью
Кто выдоил из слова молоко,
Кто сделал всё, тот может спать спокойно,—
Нет, он зашёл не слишком далеко,
Но выдохся, и спать ему не больно
Как хорошо теперь ему, смотри,
Дойдя до приблизительной основы,
Прилежно нянчить мумию внутри,
Ей допотопные примеривать обновы
И я когда-то уважал права
Фотографа — лелеять мира снятость…
Как больно выговаривать слова
Не верящему более в их святость.
***
Штыками строки входят в бледный лоб —
На грани мерзости, на грани совершенства,—
И Ундервуд, как дятел-однолюб,
Строчит, как пулемётчица с насеста…
Он, штопором откупорив Грааль,—
Так происходит всё — единым жестом,—
Пьёт собственную кровь, великий враль,
Упав в остервенелое блаженство.
И только ради красного словца
Надолго впрок обзаведясь отцами,
Он блеет среди ночи, как овца
Под шкурою халата с огурцами.
Когда же безразличие и хлад
Он ощутит, в смущении сгорая —
Глаза закроет и вернётся в Ад,
Который им неотличим от Рая.
***
В гитаре свила ласточка гнездо
И день, с утра накрывшийся ****ой
Является другого продолженьем
Но я напрасно за собой гонюсь
Я не меняюсь и не изменюсь,
Захваченный проекций наложеньем.
Машина утонувшая в снегах
Копилка лифта тарахтит в мозгах
И грач — как чёрный лифчик на заборе
Под снегом нет спасительных дорог
Ходить-бродить, что б снег месить в творог
Держа калитку сердца на запоре
А надо ли? Я пережил себя
И, по щетине пальцем поскребя,
Осталось беспричинно улыбаться,
Поскольку лучших вариантов нет
Как хорошо устроен белый свет
Заснуть легко, но страшно просыпаться
А не проснуться — это вообще
Душа шустрится мухою в борще
Суя пятак нахальному Харону
У этой песни нету ни конца,
Ни, собственно, начала, чай с лица
Особо люб духовному патрону
Любив кричать, давай, подставь щеку,
Сам в храм вошёл и выдернул чеку,
А им сказал: ложитесь, суки, на пол!
И дырку в небе заслонив собой
Он коротко пропел им про любовь,
Случайно расколов планету напол…
К чему всё это — я не знаю сам
Барсучий жир стекает по усам
Но соболь — это главная из птичек
Средь тараканов гаже альбинос
Неизлечим невежества понос
И мне ни как не прикурить без спичек.
ОДНОИМЁННОЕ
Тупик лета
Лодка листьев
Кофе и сигареты
Письма. Мысли
Узкие переулки
Предутренний холод
Медленные прогулки
Город. Город
Чужие книги
С середины
Тишина, тени,
Пустота квартиры.
Пока я смотрю в поилку
Кто-то в пальто
Гладит меня по затылку
И спрашивает: «Ты кто?»
ПОД ТОПОЛЯМИ
Посвящается юным алкоголятам
Фофе, Папе и Жене
«С первым глотком начинается осень»,—
Вечный мотив в голове.
Листья, слетев, ударяются оземь.
Как хорошо на траве!
Словно сошли с корабельного трапа.
Плавает в небе земля.
Плавится города древняя плата,
Тлеют в лучах тополя.
Выпьем. Уснём. И роса нас разбудит.
Явь превращается в сон?
Просто ещё раз такого не будет —
С небом дышать в унисон.
Ах, похороните нас под тополями,
Выпивших счастья запас,
Странников, павших под осени знамя…
Птицы, не срите на нас!
2003
ДРУЗЬЯ
И, как обычно, пьян слегка,
Нетерпеливою рукою
Нанизывает червяка,
И рыбе не даёт покою.
А мимо плавает аскет
На медленном катамаране;
Коварный жрёт его москит
И пир предчувствуют пираньи.
Обоих дома ждут друзья
Вторую допивая водку
И, взглядом в памяти скользя,
Поют про жёлтую подлодку.
Спят пионеры у костра;
Медбрат доел свою аптечку;
И жизнь, прекрасна и быстра,
За солнцем катится за речку.
2002
МАМА И КОНСТРУКТОР
Опять найти слова простые
Для ложных клятвосочетаний
Крутя-вертя калейдоскоп
Плеснув беззвучия раствором
В глаза нахальному верблюду
И как ладонь проводника
Держать большую чашку с кофе
Тяжёлую как Голема рука
Пока невидимый Конструктор
Играет с нами в свой конструктор
Пока не сделал нас деталью
Аналитической машины
Пахучей падалью, педалью
Цивилизации бессмысленной вершиной
Иль центром иль самой основой
Моделью нового Адама,
Сыграем с Ним в игру
В Начале Было Слово
На том заветном километре,
мама.
1998
***
Пропитанные горькой влагой
Мы бродим с шутовской отвагой
Под осторожною луной
Свой стыд прикрыв от глаз бумагой
И пряча ужас за спиной.
Клонит нас в сон от напряженья
И нескончаемо круженье
Нахальных глаз и глупых лиц
Молекулярное сраженье –
Наш принцип наш Аустерлиц.
Слепые жертвы наважденья
И мы достойны снисхожденья
Хотя бы в собственных глазах
Запавших от ночного бденья
И злобу прячущих в слезах.
Вот потому мы пьём и стонем
Позор в беспамятстве хороним
Но напеваем – тру-ля-ля
Пока совсем не провороним
Себя, лишь оболочку для,
Пустую оболочку для.
1991
ПРОХОЖИЙ
Аллеи — алкоголи — лето —
И день сужается как флейта
Пока древес пустые гнёзда
Изогнутые ловят пальцы
Упругий вдавливая воздух
И светотень вращая в танце
И тема, проскочивши выход
Опять звучит как чистый выдох.
Но небо отражает реку
Как глаз отрезанную руку
Мост, перепрыгнувший калеку
Клюкой ощупывает берег
Приметы находя по звуку.
Прохожий сам себе не верит
Пред ним — тропинок лёгкий веер
Пред ним неразрешимый выбор
За ним — нетерпеливый ветер
И вечер видится как выход
Или, по крайней мере, двери
Или, по крайней мере, выдох,
И он спешит под крышу дома
Пока не разыгралась драма
В костях извечная истома
Навстречу — вычурная дама
Но нет, ему не это нужно
И нет в нём прежнего азарта
Он изнутри урчит натужно:
«Скорее прочь, скорее ночь,
Скорее сон, скорее завтра».
ДЕРЕВО
Вот дерево растущее в горшке
Вот человек бежит в одном носке
За ним рассвет-просвет лукавый брезжит
Луна крадётся и собачка брешет
Всё хорошо он говорит себе
И сам не верит радости такой
За ним кровавый волочится след
В его груди немыслимый покой
И тут же дворник из последних сил
Промозглую аллею дометал
И был он молод из последних сил
И не был пьян, в пробирке пел металл
Он стёр луны трагический послед
Установив на сторону язык
Он пел, что дома ждёт его омлет
И в армью дополнительный призыв
И белое как шахматы вино
Такой судьбы не знал он до сих пор
Своим друзьям он говорил давно
Что он духовной жизни был шахтёр
Дрожали руки, дерево дрожит
А человек в одном носке бежит
И думает: куда себя девать?
Какое чудо — чистая кровать
А раздражённо пляшущие буквы
Всего лишь мерзость, прихоть, эгоизм
Естественнее падать с неба вниз
Чем мучить естество порывом невозможным
Гораздо лучше кушать римский плов
Чем собирать вонючий слов улов
И трогать плоть движеньем осторожным
Что грешнику вино, то спящему костыль
И сладостная ночь крадётся понемногу
На вожделеньем пахнущий пустырь
Где менестрель болтом латает в ногу
Людских убежищ отдалённый вид
Пустое сострадание внушает
И людоед (обычный индивид)
Извергнув семя плоть свою вкушает
Утробная мелодия урчит
Ручей привычный в голове журчит
Не верь себе пока ты спишь в словах
Как жирный зверь в объятых тленьем грушах
Ты слишком мелко мелешь в жерновах
Своё зерно,— отдай его им целым
И даже если ты неисцелим
Избавься от него движением бесцельным
Всё истинно твоё — останется твоим.
***
Я так боюсь, что прекратится музыка
Я так боюсь — она прервётся
И всё, что обитало в воздухе,
Мне в липких паузах вернётся…
МРЯ
*
морок бездны за спиной
мря и факел смоляной
метка бакен мне не сметь
место пусто слово-смерть
*
подкашиваются глаза
не вижу кончика носа
на лезвии спит роса
*
луна в молоке
конь как клапан
он как дверь
как дыра
*
твердь голоса
тленная зыбка
ленивая неба улыбка:
живи…