1
Иван держал перед собой деревянную доску и, слегка наклонив голову на бок, сосредоточенно и внимательно вырезал по ней глаза. На плоской доске постепенно проявлялся женский образ, одновременно строгий и добрый. На Ваню смотрела Богородица, и в ее взгляде он видел благословение возвращаться домой. Икону он оставит в подарок монастырской братии. Три месяца она дарила ему кров и пищу. Главное, он обрел себя настоящего. Так ему казалось, когда он пообещал перед Богом никогда не поддаваться пагубной слабости к спиртному.
Он ушел из своей деревеньки, где пили все, даже священник, служивший в покосившейся церквушке. В церковь ходили только две старушки, мать Ивана, да он сам. Священник поведал ему о монастыре, находящемся в день пути через лес, и тот, не долго думая, собрался туда, обещая родителям и милой Любаше обязательно вернуться. В монастырь он пришел к началу поздней воскресной службы, колокольный звон ворвался в его душу. Иван понял, что пробудет здесь обязательно не день и не два, готовый на любые труды и послушания. В первый день его отправили пасти гусей с немым Федорушкой, долговязым тощим пареньком. Тот только улыбался и иногда невнятно мычал. Его мычание наполнилось детским восторгом, когда Иван наскоро из толстой ветки вырезал дудочку, заиграл на ней тут же для гусей и своего нового товарища. Одной дудочкой дело не ограничилось. Он без устали столярничал, сделал новые стулья и стол для трапезной. Деревянная Богоматерь – последний его труд в монастыре.
Он оставит ее здесь, а сам вернется домой… ему уже очень хотелось домой…
2
«Слава Богородице, сыночек вернулся!» - заголосила полная пожилая женщина, выбегая на скотный двор, чуть-чуть не оступившись о бросавшихся под ноги уток. Иван с радостью принял материнскую ласку. Тут же вышел и отец, положил ему на плечи свои широкие, мозолистые ладони, встряхнул и от всей души расцеловал в щеки. «Ну Иван, вернулся-таки, мы тебя заждались! По такому случаю гуляем! Завтра же забьем самых лучших уток гостям, ничего не жалко! Ты вернулся!» - не замолкал глава крестьянской семьи. Семья за отсутствие Ивана уменьшилась. Его сестра сбежала из дома с проезжим путешественником- «дикарем», младший брат уехал в ближайший город получать образование в среднем медицинском училище. Родители одни ждали сына, и теперь несказанно радовались.
На следующий день в их доме не то, что яблоку негде было упасть, но даже просто чихнуть или плюнуть было весьма затруднительно. Деревенька была совсем маленькой, все друг друга знали, а главное, все сходились на том, что пить вместе всегда веселее.
«Приглашаю всех выпить за здоровье Ивана! С такими молодцами, как он, в нашей деревне и старикам помирать не страшно! Ну за тебя, сынок, за тебя! Давай наливай, чокнемся!»- подмигнул отец сыну. Иван сидел, не шелохнувшись, точно маску одел на лицо. Сквозь маску была видна какая-то странная борьба. «Прости, батя!» - произнес он наконец тихим голосом, но его услышали все. – «Прости, не могу!» «Что?» - точно поперхнулся отец. «Что???» - повторил он во второй раз, точно взревев. -«Гости дорогие, стыд то какой, стыд! Уж разве не отец я тебе, а? ну говори! При всех говори!» «Отец», - покорно ответил Иван. «Ну так пей же, раз тебе велит родной отец! Мужик ты или и не мужик!» - постарался еще раз увещевать сына хозяин дома и следом за ним гости тоже стали ободрять Ивана, не понимая его упрямства.
«Не буду!» - упрямился сын, глядя прямо в глаза отцу.
«Значит, не хочешь! Ну раз не хочешь, то и я не хочу. Не хочу называть своим сыном, слышишь? Мы тут ради тебя забиваем последних уток, а ты артачиться вздумал! Вон с глаз моих!» - выкрикнул отец, стукнул по столу кулаком так, что тот прогнулся, зазвенели тарелки.
Сын встал и вышел, ни на кого не глядя. «Остановите его! Да остановите, кто-нибудь!» - закричала хозяйка дома, а сама бросилась к мужу. – «Что ты наделал, супостат! Беги! Догоняй! Мирись с сыном!»
Ее муж стоял мрачнее тучи, опустив руки, как плети, и был похож на гору, которую просто невозможно было сдвинуть с места. Все гости сидели, точно громом пораженные после прошедшей грозы. Только одна девичья фигурка метнулась к дверям, выскочила на двор. Это была Любаша, еще не успевшая толком поговорить с любимым после его возвращения. «Ты куда?» - кричала она вдогонку, а нагнав, постаралась поймать его взгляд и продолжила: «Ну куда же ты теперь, Ванюш? Пойдем ко мне, отсидишься, гнев отца скоро пройдет, и вы помиритесь. Помиритесь ведь?»
Иван молчал и смотрел в лицо Любаше. Оно было все в ссадинах и синяках, в обращенных к нему с мольбой глазах стояли слезы. Он оставлял ее три месяца назад, уходя в монастырь, одну на попечении матери и отчима. Те постоянно выпивали, дрались, она разнимала, ей доставались тумаки. Ваня был ее единственной отрадой. Она жила одной надеждой на его возвращение, Иван вернулся, смотрел теперь на нее. Родной человек с почти чужим взглядом.
Иван смотрел на Любашу, вспоминал, как почти детьми они искали в объятиях друг друга то, чего так не хватало вокруг, – тепла, нежности, любви. Если бы сейчас он мог испытывать те же чувство! Но что-то странное творилось с сердцем, оно молчало. Что-то странное творилось со зрением: лицо девушки перед ним расплывалось, вместо него он видел образ Деревянной Богоматери, точно Она звала его к себе. Иван даже не попытался прикоснуться к Любаше. Он прошептал «Прости, мне пора», повернулся и пошел в сторону леса.
Любаша медлила только одно мгновение. Она пошла вслед за ним, отставая только на пару шагов. Ее жизнь теперь всегда рядом с Иваном, с ним хоть на край света!
3
В монастыре Ивана и Любашу приняли, не задавая лишних вопросов. Любаша подружилась с Федорушкой, вместе с ним гоняла гусей, спала либо в стогу посреди поля, либо в закутке у монастырских ворот. Она ела, что Бог пошлет, ни на что не сетовала, не смела тревожить Ванюшу, смотрела со стороны на его труды. Говорила она с ним только по воскресеньям после службы. Загодя она успевала сбегать туда и обратно до деревни, сказать матери Ивана, что сын жив и здоров. «Слава Богу!» - крестилась она. – «Слава Богу! Если ему там хорошо, то и нам хорошо». В молитвах она смирилась с тем, что Иван не рядом, скрывая и от сына, и от Любаши, что муж сильно запил и на все упоминания о сыне бросался на нее с кулаками. На прощанье она всегда говорила девушке: «Ты только скажи ему, чтобы помолился за нас, Любашенька! Не забывал да не поминал лихом!» Каждый раз, передавая эту просьбу Ивану, Любаша искала в глазах Ивана хотя бы намек на тоску по родному дому, хотя бы намек на взаимность своему чувству, но взгляд любимого был не проницаем.
Она не видела, как он встает на молитву перед деревянной Богоматерью, молится за родителей и за нее, как текут слезы по его лицу.
Может быть, он был бы рад обнять Любашу, утешить мать, помириться с отцом. Может быть… Но с каждым днем одно желание становилось для него самым главным: остаться в монастыре навсегда, постричься в монахи.
Однажды он собрался с духом и попросил благословение у своего духовного отца. Иван был уверен, что тот обрадуется, большому монастырю явно не доставало монахов.
Старец смотрел на него долго-долго, смотрел так, что Ивану стало не по себе. Наконец, он заговорил: «Иван, Иван, неразумный ты человек! Разве ты не понимаешь, как мы пришли к жизни в монастыре, через что каждому из нас пришлось пройти в жизни. У брата Михаила в огне погибли родители, у брата Павла жена умерла при родах, ребенок не выжил. На моих руках уходила на тот свет единственная дочь от тяжелой болезни! Мы тут все молимся за упокой душ наших родных. Ты один молишься за живых. Живым нужна молитва, но еще больше им нужно доброе слово, утешение и поддержка. Им нужна любовь, Иван, та любовь, что заповедал нам Христос! Иди к тем, кто тебя любит, служи им! Служи Господу, как сын, муж и отец! На это я тебя благословлю с радостью, а на монашество, прости, не могу!»
Каждое слово отзывалось болью в душе Ивана, точно в нее заколачивали гвозди.
«Я не могу», - только и смог он прошептать в ответ, - «Я не могу уйти без нее». Он только взглядом указал на деревянную Богоматерь.
«За чем же дело стало!» - улыбнулся монах. – «Бери ее, бери свою Любашу-невесту, идите так домой! Идите и ничего не бойтесь».
Он вынул из иконостаса икону, благословил ею Ивана и, передав с рук на руки, отпустил его с миром. Иван вышел из монастыря на дорогу, увидел Любашу, дремавшую в пыли у ворот. Он наклонился и с нежностью провел рукой по ее грязной щеке. Та проснулась и радостно-пугливо посмотрела на него. Она забыла, когда последний раз Ваня ее ласкал. «Пойдем!» - позвал ее любимый. – «Пойдем домой!»
Любаша еще не верила своим ушам, но встала и покорно пошла вслед за ним, не спеша, точно боясь расплескать закипавшую в сердце радость.
Лес очень быстро кончился, открылась родная деревня, родной двор встретил кряканием единственной хромой утки. «Слава Богу, сыночек вернулся!» - прокричала с порога мать, осунувшаяся и исхудавшая с их последней встречи. Иван только успел передать икону Любаше, обнял мать и увидел отца. Тот стоял на пороге, еле держась на ногах, глубокие морщины избороздили его лицо, топорщились седые волосы.
Отец стоял и смотрел прямо на сына. Сын первый улыбнулся отцу.